Определенно, сегодня не мой день.
Вдруг он резко выпустил продолжающего оставаться безучастным к своей судьбе Ужастика, которого, похоже, интересовал исключительно вкус моих пальцев, и взмыл под потолок. Там же и растворился, оставляя меня в недоумении хлопать ресницами.
Впрочем, длилось это недолго, за спиной громко чихнули, и я подпрыгнула, пребольно ударившись макушкой обо что-то твердое. Развернулась, уже подозревая неладное.
О Бездна! Потирая ушибленный подбородок, на меня очень и очень недобро смотрел магистр Вейсс. Его слегка мерцающие в сумраке глаза с вытянутыми зрачками медленно, но неотвратимо погружали в оцепенение.
Я сглотнула тугой ком в горле и пискнула:
– Кошмарного вечера.
Сердце в груди затрепетало, как лепесточки на ветру, то ли от страха, то ли от того, что он стоял так близко и…
– Апчхи! – очень оригинально оборвали мои пропитанные романтикой мысли. И снова: – А-а-апчху.
Ну и ладно, зато весьма отрезвляет. Вжала голову, ожидая, когда кончится чихательный приступ и мой любимый магистр начнет издавать более информативные звуки. А что начнет, я даже не сомневалась, ибо ситуация обязывала. Дождалась:
– А-а-адептка… пчи, Ки-и-ирана… пчха, какого, к Бездне, упыря вы тут делаете? Ачхи!
Он перестал буравить меня взглядом и утер выступившую на покрасневших глазах влагу. Я поозиралась в поисках подмоги, не обнаружила и следа от предателя Хныкса и ткнула Ужастика в нос магистру.
– Кота спасаю, он потерялся.
Невнятные ругательства разбавил угрожающий свист, вырвавшийся из груди Вейсса. Ой-ой. Наконец он справился с эмоциями и хрипло, выделяя каждое слово, произнес:
– Немедленно выкиньте эту гадость.
Вы это слышали? Чего вдруг сразу гадость? Я обиделась за ласкающегося ко мне котишку.
– Знаете, вы очень-очень замечательный преподаватель и мужчина потрясающий, и маг сильный, и вообще просто мечта, но при всех достоинствах нельзя так наплевательски относиться к тем, кто в вас нуждается. – Брови магистра уползли на макушку, он даже чихать перестал. Затем в глазах мелькнуло понимание, губы расплылись в широкой улыбке.
А я… а я пребывала в странной прострации, обалдевая от самой себя. Внутренняя Клео сейчас таращила глаза размером с колесо повозки кентавра и выразительно крутила пальцем у виска, а внешняя – набрала полные легкие воздуха и попыталась исправить оплошность: