Соорудив из сухих веток очаг, Адам наспех собрал конструкцию,
над которой можно было подвесить тушу. Перед этим, неловко и с
явным отвращением, он содрал с зайца шкуру, не заботясь о
аккуратности.
Прошёл почти час. Мясо жарилось медленно, потрескивая над
углями. Когда наконец запах мяса начал смешиваться с дымом, Адам
понял, что еда готова. Однако аппетит куда-то исчез. Вместо
ожидаемого голода — лишь странная тяжесть внутри.
Он заставил себя откусить кусок. Мясо оказалось сухим,
волокнистым и безвкусным. От него веяло дымом, гарью, а вкус
оставался… плоским. Ему казалось, будто мясо не прожарилось до
конца, хотя разум подсказывал — всё в порядке. Стиснув зубы, он
продолжил есть, больше из необходимости, чем из желания.
Когда насытился, оказалось, что осталась ещё добротная часть
туши. Он не мог её оставить — еды в лесу было не так уж много.
Разорвав несколько широких, плотных листьев с ближайших исполинских
деревьев, Адам соорудил из них примитивную сумку, в которую
аккуратно положил остатки.
Солнце до сих пор стояло высоко, ослепляя золотыми бликами.
Терять время было нельзя. Определив направление — прочь от восхода
— он двинулся в путь, всё чаще прибегая к Пространственному
шагу.
С каждым прыжком он ощущал, насколько легче и естественнее
становится телепортация. Казалось, теперь он мог телепортироваться
так же просто, как ходить. А может, даже проще. Ощущение
мгновенного перемещения нравилось ему всё больше, словно какой-то
наркотик.
…
Солнце вновь скрылось за горизонтом, уступая место ночи.
Незнакомые звёзды одна за другой зажигались на небосводе. Адам
сидел на верхушке дерева, вглядываясь в это чужое небо. Но оно не
вызывало ни капли узнавания — не было ни одного знакомого
созвездия, ни одной звезды, за которую мог бы зацепиться
взгляд.
Он точно оказался в совершенно другом мире. Настолько далёком,
что ни Земля, ни Луна, ни даже намёка на знакомый космос здесь не
существовало.
Занырнув обратно в дупло, он устроился на самодельной подушке из
сложенных листьев. Тело было измотано, и сон накрыл его почти
сразу.
Ему снова приснилась та самая червоточина. Он смотрел на неё со
стороны — как она медленно, с хищным спокойствием, засасывала его в
себя. А потом... пробуждение.
Это был первый сон, который он отчётливо запомнил с момента
прибытия в этот мир. Не самое приятное воспоминание, но оно
означало одно: он жив.