Вдобавок ко всему, однажды
вдруг я узнал, что двое парней прибывших сюда вместе со мною из
части, оказывается уже получили новенькие квартиры, в Братске, а я
вот уже второй год, как бомж мыкаюсь, где придется и ни о каком
жилье не заходит и речи.
- А, как тебе дать квартиру,
если ты, во-первых, не женат, а во-вторых, двигаешься вперед с
прокладываемой веткой? Сегодня ты здесь, а завтра на полсотни
километров дальше. И зачем в этом случае тебе жилье?
А однажды, меня огорошили еще
и тем, что оказывается на мое имя пришла телеграмма, говорящая о
смерти единственно близкого мне человека, моего деда. Причем
телеграмма, как оказалось пришла два месяца назад, но начальство,
решило не расстраивать меня, по этому поводу. Все равно мол
исправить уже ничего невозможно, и потому вручили телеграмму уже в
начале января, а не в конце октября, извиняясь и мотивируя это тем,
что, во-первых, замотались с горящим планом, и просто забыли о ней,
а во-вторых, все равно уехать мне бы никто не позволил, опять же
из-за все того же пресловутого плана. И это оказалось для меня
таким ударом, что я, не сдержав своих эмоций, измордовал начальника
до такой степени, что он попал в больницу, а мне дали три года за
хулиганство, и нанесение тяжких телесных повреждений. При этом на
суде, даже слышать не хотели, о какой-то там забытой телеграмме.
Тем более, что характеристику написали такую, что оказалось, что
такого дебошира и пьяницу еще и поискать нужно. То, что я был
бригадиром и комсоргом, тут же благополучно забылось. А главное
один из моих друзей, с кем я на протяжении этих двух лет делил
буквально все невзгоды и радости, первым обвинил меня в
несуществующих грехах, хотя и прятал при этом глаза от
меня.
Следующие три года, я провел,
на еще более Дальнем Востоке, в тайге, где-то между Якутском и
Магаданом, в поселке Орочье угодье, в лагере усиленного режима
работая вначале сучкорубом на лесоповале, а чуть позже на пилораме
непосредственно в лагере. От звонка до звонка. Выйдя за ворота
лагеря, задумался о том, что же делать дальше. С момента смерти
деда прошло больше трех лет, и естественно, ни о каком жилье или
наследстве, оставшимся после него нечего было и вспоминать. Если
что-то и оставалось, то давно все растащили по соседям, да и дом,
наверняка уже обрел для себя нового хозяина. Но даже если это и не
так, у меня просто не хватит совести появиться в деревне, в которой
провел больше десяти лет своей юности, и не соизволил приехать даже
на похороны к деду. И совсем неважно, что телеграмма пришла много
позже. Хотел бы нашел время для этого.