Мне плохо представлялся прием, который собирались устроить родители. Воображение рождало картины большого зала, в котором сотни свечей освещали бы кружащиеся в танце пары, и большую, огромную ель. Но это были лишь фантазии. Как все будет происходить в действительности, я не знала.
— Так ты здесь работаешь? — решив не сдаваться так просто, я поравнялась с Эдиком и уставилась на него.
На ходу оказалось не очень удобно смотреть, задрав голову, но это в любом случае было лучше, чем возвращаться в свою комнату, или того хуже, в кабинет. Скорее всего, там уже никого не было, и именно поэтому за мной послали Эдуарда.
— Вроде того.
— Ты со всеми так разговариваешь?
Парень внезапно остановился и осмотревшись по сторонам, толкнул меня в плечо, вжав в стену.
— А ты всегда такая болтливая? — процедил он сквозь зубы.
Должно быть, от удивления мое лицо вытянулось, потому что он тут же отпрянул, в то время как я замерла испуганным тушканчиком, прижав руки к груди. От такой неожиданной перемены в поведении у меня на пару секунд пропал дар речи, а Эдуард тем временем одернул на себе пиджак и продолжил:
— Тебе тут не рады, принцесса. Так что помалкивай и делай что велят, если хочешь остаться цела.
— Ого, — я тряхнула волосами, мысленно укорив себя за то, что растерялась. — И кто же не рад? Это предостережение или угроза?
Парень прищурился, открыл рот, будто собирался ответить, но не стал, что меня не обрадовало. Значит, ему было, что еще сказать.
— Тебя это волновать не должно.
Парень пошел дальше и мне пришлось последовать за ним. Покусав губы, как часто бывало во время размышлений, я поняла, что если еще раз растеряюсь или струшу, Эдик — иначе я его называть отныне не стану — или кто-то другой, запросто мог взять такое поведение со мной за основу.
Мне приходилось часто сталкиваться с неприятием и даже ненавистью, но именно сейчас я меньше всего ожидала подобного. Пришлось быстро перестраиваться, забыв на время о своих переживаниях.
— Рада, что мы перешли на ты, волчонок, — обогнав его, я изобразила самую счастливую улыбку, на которую была способна. — А то выкать и одновременно клацать зубами глупо.
На этот раз лицо Эдика приняло глупое выражение, и я засчитала раунд себе.
Мне было не впервой изображать безразличную веселость, когда больше всего хотелось забиться в темный угол и спрятаться ото всех.