– Я имею удовольствие говорить с мистером Баком Макгиннисом? – осведомился я, уже уверенный, что он – не кто иной, как эта знаменитость.
– А то! Ни к чему, Сэм, играть со мной в прятки. Оба мы тут за одним.
– Минутку, – перебил я. – Может, вас удивит, но меня зовут Бернс и я учитель в этой школе.
Он восхищенно сплюнул.
– От даешь! – заорал он. – Все верно, Сэм, таким ты и должен прикинуться. Смекалистый парень! Прям внутрь втерся. Надо же!
Голос у него стал молящим.
– Слышь-ка, Сэм, ты уж не будь свиньей. Давай уж пятьдесят на пятьдесят в этом дельце. Ведь мы с ребятами за чертову сотню миль прикатили. Ни к чему нам из-за добычи свару затевать. Тут на нас на всех хватит. Старик Форд с лихвой выложит на каждого. Чего нам ссориться? Давай уж вместе копнем золотую жилу. Это ж не мелочь какая. Я б и приставать не стал, коли на двоих не хватило бы. – Так как я молчал, он продолжил: – Не по-честному, Сэм, пользоваться тем, что у тебя образование. Была бы честная борьба, и у нас обоих были бы равные шансы, я бы ничего не сказал. Но ты у нас грамотей и в дом втерся. Так что выходит не по-честному. Сэм, не будь сквалыгой! Не грабастай все! Пятьдесят на пятьдесят. Уговор? Идет?
– Не знаю. Спросите у Сэма. Спокойной ночи.
И, пройдя мимо него, я скорым шагом направился к воротам. Он потрусил следом, моля:
– Ну хоть четверть-то отстегни!
Я молча шагал дальше.
– Не будь свиньей! – Он уже почти бежал. – Сэм! – Голос его утратил молящую нотку, в нем зазвучала угроза. – Эх, будь со мной моя пушка, не посмел бы ты эдак нагличать. Слушай-ка, умник! Гляди, дождешься! Мы тебя сделаем! Берегись!
Остановившись, я повернулся к нему.
– Послушай, болван! – закричал я. – Говорю тебе, я – не Сэм Фишер! Ты что, не можешь понять, что вцепился не в того человека? Моя фамилия Бернс. Бернс!
Бак сплюнул, презрительно на этот раз. Идеи он усваивал медленно, но еще медленнее избавлялся от тех, какие уже проникли в вещество, которое он именовал своим мозгом. По каким-то признакам он решил, что я – Ловкач Фишер, и никакие протесты не могли его поколебать. Он воспринимал их просто как увертки, диктуемые жадностью.
– Расскажи это своей бабушке! – В этой фразе он излил весь свой скепсис. – Может, еще соврешь, будто за Золотцем не охотишься?
Удар угодил в яблочко. Если говорить правду стало привычкой, то человек трудно отходит от стандарта, когда выпадает минута для наглой лжи. Я невольно заколебался. Наблюдательный Макгиннис тотчас уловил мои колебания и сплюнул победно.