А вот сейчас на его глазах творилось настоящее волшебство, правда, созданное руками человеческими.
Напившись из реки, сана загудела иначе, винты заработали медленнее, тише. Машина поднялась ещё выше. Пилот махнул им рукой сквозь прозрачные «очи» иллюминатора, и сана унеслась прочь.
Её проводили долгими взглядами.
После чего Гордей окликнул ворчливо:
– Долго стоять-то будем? Корни тут пустить решили, али как? А ну-ка, за мной шагай!
Дружинники безропотно подхватили всё, что предстояло им нести, и дружной вереницей двинулись за старшим.
***
4. 3 Боевое крещение
Андрей
Едва различимая тропка действительно вскоре круто взяла вверх.
Сочное прибрежное разнотравье осталось позади. Река по-прежнему шумела по правую руку. Но теперь поднимались на скалистый мыс.
Ноги то и дело соскальзывали с гладких, отшлифованных ветрами каменных плит.
К тому же, Гордей был прав насчёт сырости – утренний туман уже развеялся, но влажной паутиной осел на земле. И приходилось каждый шаг делать с опаской, чтобы не скатиться вниз с крутого склона.
Андрей полностью сосредоточился на подъёме – это отвлекало от разных невесёлых мыслей, которым точно не место в этом походе. Лес ведь не терпит рассеянности, неосторожности, глупости. Зазеваешься – и тотчас поплатишься. Это Беркутов хорошо знал ещё по своей прошлой жизни.
Правда, пока они ещё и до леса не дошли. Вот заберутся повыше, тогда…
Вскоре Гордей оказался на плоской вершине мыса. Следом за ним и сам Андрей поднялся, и шедший за ними ещё один плечистый светловолосый вояка.
Привычный к долгим пешим походам Беркут легко покорил крутой берег реки. И теперь поджидал, пока и все остальные подтянутся.
Старшой покосился на него, хмыкнул невразумительно, но явно с одобрением – мол, ишь ты, даже не запыхался! Видно, не ждал от чужака такой прыти.
Вскоре поднялись и все остальные. Чуток отдышались. И Гордей повелительно махнул рукой, призывая дальше.
Вот теперь их ждал настоящий лес. Кому-то он мог показаться непроходимым и пугающим, но Андрей улыбался могучим деревьям как старым знакомым. Он с детства знал и любил тайгу. Отец успел его научить быть частью этого невероятного зелёного мира. И пусть здешний лес иной, не сибирский, к которому привык, Беркут всё равно себя ощущал так, словно вернулся домой.
Да и местные чтили вечную силу жизни, что питала исполинские деревья.