Темир едва сдерживался, чтобы не гнать рыжего скакуна во весь опор. Уходить надо было тихо, не привлекая шумом внимания, да и после он не мог позволить себе загнать коня, ведь тот у него был только один. Падёт – и всё пропало. Темир молил небо, чтобы оно оставалось чистым и не засыпало снегом путь. Он редко отдыхал, почти не ел и потерял счёт времени. Поэтому, оказавшись на плато, едва сдержал слёзы – настолько был счастлив.
Темир въехал в стойбище ранним утром. Знакомые удивлённо приветствовали его кивком. Не теряя времени, сразу направился к зимнику, где, как он помнил, жили Тиылдыс и её мать, но обнаружил там другую семью. Качавшая младенца женщина сказала, что старуха-мать умерла, а Тиылдыс живёт дальше по улице. Точно указать аил она не смогла или не хотела, поэтому Темир отправился искать Шаманку.
Он вошёл в их аил и сразу почувствовал – что-то неладно. Внутри царил полумрак и сильно пахло снадобьями. Шаманка сидела у постели, держа в руках чашу с отваром. На постели лежала её дочь – по всей видимости, тяжело больная. Темир заметил, что она остригла косы. Увидев мужской силуэт в открывшемся за пологом клочке света, Дочка Шаманки подскочила, и её лицо озарилось радостью. Но, когда Темир подошёл ближе, радость сменилась неприкрытым разочарованием. Она вновь опустилась на ложе и отвернулась к стене.
– Голодный? Там у очага похлёбка в котле, – сказала Шаманка таким тоном, будто Темир всего лишь ненадолго отлучался за хворостом.
– Что у вас тут такое? – шёпотом спросил он, пытаясь поймать взгляд больной.
– Пей, девочка, – Шаманка протянула дочери чашу, больше не обращая внимания на гостя.
– Не стану, убери, – глухо, злобно ответила та.
– Пей, – почти жалобно попросила Шаманка, и рука её, держащая питье, мелко затряслась.
Из непонятного существа, встретившего когда-то Темира на пороге этого аила, она вдруг превратилась в обычную старую, усталую женщину, на глазах у которой угасает её ребёнок.
– Зачем? Всё равно не поможет, – Дочка Шаманки метнулась, выбив у старухи чашу из рук и тут же гневно глянув на Темира. – А ты уходи. Я думала, он вернулся, а это ты. Уходи, раз ты – не он.
Разлитая тёплая жидкость плохо впитывалась в промёрзший земляной пол. Старуха поднялась, тяжело вздохнув, и понесла пустую чашу к очагу, шаркая ногами.