Дождавшись, когда майор осознает,
что я не глупая курица, готовая подписывать бумажки только потому,
что властные дяди сказали “надо”, я спокойно добавила:
– Тем не менее я не собираюсь
бросать действительно нуждающихся бойцов на произвол судьбы. Мои
условия таковы: вы доставляете их ко мне сами. Да, именно сюда. В
особняк. Здесь у меня достаточно места, сил и времени, чтобы
принимать… Допустим, двух-трех пациентов в сутки. Но только тех,
кому действительно не может помочь никто другой. Иное неприемлемо.
Я не ломовая лошадь и не позволю обращаться с собой, как с
расходным материалом. Взваливая на мои плечи неподъемную ношу, в
один прекрасный момент вы обнаружите, что меня больше нет.
Кончилась. Я согласна прописать в договоре форс мажорные ситуации,
но в таких случаях мне потребуется сторонняя помощь. Медики,
ресурсы, площади. Повторюсь, только в случае форс мажора. Не на
постоянной основе. Вы готовы обсудить наше сотрудничество на этих
условиях?
Нахмурив лоб и смешко пошевелив
усами, Потапов метнулся взглядом к своему коллеге и мигом напрягся,
увидев, что тот… спит. Просто спит.
– Ваше сиятельство? Что за дела? -
Майор набычился, метнулся взглядом к Стужеву, затем почему-то к
чайнику, словно решил, что проблема в нём, а затем возмущенно
уставился на меня.
– Не волнуйтесь, ваш
коллега-менталист просто отдыхает, - улыбнулась невозмутимо. -
Перенапрягся. Бывает. Кстати, не подскажете, что бывает с теми, кто
ментальным внушением заставляет верных граждан империи подписывать
заведомо кабальные договора?
– Позвольте? - встрепенулся Алещугов
и после моего кивка завладел документами. Внимательно изучил,
помрачнел и сурово отчеканил: - Возмутительно! Да это полноценная
уголовщина, господин майор! Моя клиентка абсолютно права! Данный
договор - ничто иное, как кощунственное пренебрежение базовых прав
гражданина! Более того, аристократки и женщины! Да это самое
настоящее подсудное дело!
Распаляясь всё сильнее, Семен
Семеныч начал сыпать перечнем уголовных статей, пунктами, правками
и кодексами. Где-то между этим документами завладел Стужев и,
изучив их, тоже помрачнел, уставившись на Потапова до того тяжелым
взглядом, что тот несколько раз нервно сглотнул, ослабил галстук и,
дождавшись паузы в гневной речи Алещугова, поторопился сгладить
ситуацию.