Наконец, последняя… довольно
многочисленная партия самых мелких молний осталась где-то на
периферии зрения. И вот они-то перемещались достаточно
беспорядочно, но при этом вели себя наиболее агрессивно.
Я, правда, поначалу не понял, что за
вспышки вижу сквозь полуопущенные веки и почему на краю поляны
внезапно стали доноситься неритмичные, но многочисленные щелчки. А
потом до меня дошло — обозленные молнии одну за другой уничтожали
многочисленных мошек, которых здесь, как и в обычном лесу,
хватало.
По мере того, как трава и кусты
вокруг потихоньку испарялись, мое состояние стало явственно
улучшаться и в скором времени я понял, что кровь у меня из носа
больше не идет.
«Произвожу перенастройку работы
органов и систем, — намного спокойнее сообщила Эмма, которая,
кажется, нашла причину моего скверного состояния и начала
предпринимать соответствующие меры. — Переключаюсь на резервные
источники питания. Запускаю реорганизацию работы нервных
клеток…»
Я молча закрыл глаза и через
некоторое время снова их открыл. Но что бы ни делала сейчас Эмма,
это было правильным решением, потому что я больше не умирал от
переутомления. Мэна через два безумная слабость и головокружение
тоже прошли. Еще через три с половиной мэна я окончательно пришел в
себя, после чего смог наконец-то сесть. Медленно обвел взглядом
стремительно испаряющуюся биомассу. А затем поднял руку, взглянул
на назойливо кружащиеся надо мной молнии и, остановив взор на самой
крупной, тихо велел:
— Ко мне.
Молния, как хорошая девочка, тут же
подлетела ближе и чуть ли не с облегчением плюхнулась мне на
ладонь, не причинив ни малейшего вреда.
Увесистая. Размерами почти с
футбольный мяч. Сверкающая яркими серебристыми сполохами. Но при
этом на редкость смирная. Действительно, послушная. И прямо-таки
напрашивающаяся на новую команду.
Я перевел взгляд чуть дальше, на
остальные молнии, и те, словно почувствовав мое внимание, все как
одна застыли на своих местах, будто рядовые в ожидании приказа.
Надо же…
Давно я не чувствовал их таким
образом. Пожалуй, с начальной школы они не проявляли
самостоятельность до такой степени, как сегодня. После перехода на
второй уровень мы с ними вроде бы слились, стали единым целым. А
сейчас все вернулось на круги своя. Я был сам по себе. Они — сами
по себе. Но при этом они, как ни странно, по-прежнему признавали
мое старшинство и, судя по тому, что я чувствовал, были готовы
повиноваться.