Это был настоящий рай для таких мальчишек, как я. Мы бегали по
этим кучам, скатывались с них, карабкались по крутым склонам,
остающимся после работы бульдозера, да и просто забирались на самые
верхушки и загорали. Чертовски приятно было, выбежав из прохладной
воды, плюхнуться животом на горячий песочек и сгрести его руками к
груди. Тело тут же согревалось и через минут пять можно было вновь
бежать в воду. А купаться мы любили подолгу, пока губы не посинеют
и зубы не начнут выбивать дробь.
В воде всегда развлечений хватало. Особенно если приехал на
Волгу большой и веселой компанией. Мы иногда ловили бревна,
каким-то образом попавшие в реку и, оседлав, пытались на них
удержаться или даже нырнуть с них. Любили гурьбой плавать на
матрасах и надувных подушках. Ныряли с маской, прыгали с рук или
плеч, играли в догонялки или водный футбол, соревновались, кто
дольше продержится или проплывет под водой, строили песчаные
крепости, делали плоскими камнями «блинчики» на воде, а также
выдумывали множество других развлечений, доступных только в светлом
детском возрасте.
После развала союза добыча песка постепенно остановилась,
песчаные кучи пропали, а местность, где они находились заросла
травой и кустарником. И к моему пятидесятилетию о былом великолепии
свидетельствовала только узкая полоска песка, тянущаяся до
полуразрушенного причала бывшей хлебной базы. На этом самом причале
когда-то баржи загружались зерном, передаваемым от элеваторов до
берега по длинной транспортировочной ленте, подвешенной высоко над
землей. Все это ушло вслед за канувшей в Лету страной.
И сейчас я всеми силами стремился вновь увидеть былое
великолепие, былую бурную деятельность и широкий песчаный берег,
заполненный загорающими и купающимися людьми. Именно поэтому я и
давил что есть сил на педали своего оранжевого Орленка.
И вот уже последний поворот, который скрывает от меня столь
желанную картину. Я еще не видел те огромные песчаные горы, которые
скрывались за кромкой соснового бора, но уже слышал крик чаек,
многочисленные радостные возгласы отдыхающих и плеск волн,
накатывающих на песчаный берег от очередного прошедшего по
фарватеру корабля.
А еще я услышал рев двигателя. Его невозможно было не узнать.
Это был бульдозер, на котором работал дядя Боря, отец Мишки
Борисова. Если говорить уж совсем начистоту, то это был совсем не
бульдозер, а Польский фронтальный колесный погрузчик L-34 (Стальная
воля). Но мы все его называли просто «бульдозер». И Мишкин папа был
не против. Он лишь ухмылялся и качал головой, когда, порой, слышал,
что его чудо-машину сравнивают с обычным бульдозером.