Замираю, услышав хриплый мужской стон.
Герман. Сука…
Неужели опять?! И когда только успевает баб таскать? Я ведь за порог не успела выйти!
Наверно стоило бы уйти, но сейчас мне остро хочется его придушить!
Шагаю в кухню, и буквально давлюсь очередной язвительной речью. Не понимаю. А где баба?
Я смущенно наблюдаю за огромной ручищей, скользящей по мясистому налитому кровью члену. Второй рукой Герман прижимает к лицу мою куртку.
А я и забыла про нее…
Еще один стон вынуждает выйти из транса:
— Женя… — хрипит Герман, не видя меня. — Моя девочка…
Меня зовет? А что если правда…
Стоп!
Не позволяю неуместной надежде расползтись по внутренностям. Сначала разберемся с превращением чудовища обратно в человека. Ведь прямо сейчас рядом с ним на столе стоит полупустая бутылка виски.
— Князев, ты реально извращенец, — говорю тихо, рассчитывая наконец привлечь его внимание.
Мне это удается.
Он распахивает глаза. Еще один протяжный стон. И крупные жемчужные бусины выстреливают из разбухший головки…
У меня от такой наглости даже дыхание сбивается:
— Кончил?
— Ты пахнешь как мечта, — пьяно говорит он, затягиваясь запахом сжимаемой в руке ткани.
— Оу, прекрасно. Ты сейчас реально дрочил на мою куртку?
— А вчера на твою фотку, — улыбается гад. — Иначе не получается кончить. Все из-за тебя. Они теперь мне все одинаковыми кажутся. И как назло никто на тебя не похож… — он тянется к бутылке.
Быстро подхожу, и забираю пойло из его руки:
— Довольно! — рявкаю. — Посмотри, в кого ты превратился, Герман!
Он бесцеремонно ловит меня за талию и усаживает прямо на свои обнаженные бедра.
— Родная моя, — утыкается лицом мне в шею. Шумно втягивает мой запах: — Я так скучал по твоему запаху. С тех вещей, что ты оставила в доме он почти выветрился.
Его язык проходится по моей коже. Я чувствую его налитый член у себя под задницей.
— Хватит, Герман, — уворачиваюсь от его натиска и забираю из его рук свою куртку.
— Ты из-за нее вернулась?
— Нет. Из-за тебя. Пойдем в ванную.
Смотрит на меня удивленно. Но подчиняется беспрекословно. Спотыкаясь идет за мной, вцепившись в мою руку.
Глаз от меня не отрывает, когда я начинаю расстегивать на нем рубашку. Но не помогает. Пошатывается. Глядит на меня сверху вниз, хмурясь. Будто сам отчаянно желает протрезветь:
— Я ведь думал, что больше никогда тебя не увижу…