— Это и все? — наконец произносит хрипло.
— О, — теряюсь, но тут же спохватываюсь: — Герман, я все отдам! До копейки! Небыстро, но я клянусь…
— И как же?
— Я работаю…
— Кем? — перебивает грубо.
— Секретарем, — отзываюсь теперь неуверенно.
— Где же?
— В ш-школе, — я уже сама понимаю, насколько жалко выгляжу в его глазах, и как абсурдна моя просьба.
Он нагло усмехается мне в лицо:
— То есть ты собралась отдавать мне десять лямов, работая секретарем в школе? Сколько ты получаешь?
Меня душат слезы:
— Герман, пожалуйста…
— Давай прикинем, — не унимается мерзавец. — Ты сможешь отдавать мне в месяц тысяч пять, ну максимум десять. Это за год, при хорошем раскладе, тысяч сто. А теперь делим десять лямов на сотку? — он вызывающе выгибает свою мохнатую бровь. — Люди столько не живут, малыш.
Отталкиваюсь от него. Он больше не держит. Задыхаюсь от злости и унижения:
— Так и знала, что не надо было приходить! — иду к двери.
— Я дам тебе эти деньги, — звучит вдогонку.
Останавливаюсь посреди кабинета. Вытираю слезы. Поворачиваюсь:
— Но?
— Но меня не устраивает возврат долга через сто лет.
— Я что-нибудь придумаю, Герман! Буду стараться…
— Нет, — отсекает. — Мне нужно что-то взамен. Прямо сейчас.
Кажется, он уже все решил:
— Чего ты хочешь? — сухо спрашиваю.
— Тебя.
Меня словно парализует. Стоит на секунду вспомнить, как он только что здесь же трахал свою шлюху. А теперь собрался меня? От отвращения к горлу подкатывает тошнота.
Но разве это сейчас имеет значение? Важна лишь Лера.
Я уже потратила на обследование и содержание дочки в больнице почти все деньги, доставшиеся мне при разводе. Конечно, я хотела отказаться, но тетя Люда настояла. И если бы не эти деньги, поправшие мою гордость давным-давно, то мы бы не успели вычислить болезнь так быстро. Но теперь и их мало.
А следующими вариантами добыть денег после Германа были продажа почки или «на панель». Так что какая уже разница, кому отдаваться? Если мой бывший муж готов разом заплатить всю сумму за то, что я буду раздвигать перед ним ноги, то это, пожалуй, меньшее из зол.
Пожалею я себя потом. Когда спасу своего ребенка.
Стягиваю с себя футболку. Сбрасываю кроссы. Расстегиваю джинсы, и снимаю их вместе с трусами. На свой страх и риск обнажаю грудь, но тут же прикрываю ее руками, боясь, что он заметит, что она стала сильно больше с нашей последней встречи. Хорошо хоть я сцедила все до капли для Леры перед приходом сюда. Хотя бы молоко не потечет.