Я произнес это тихо, но она все равно вздрогнула.
— А ты что, судить меня вздумал? — Ее голос стал низким, словно
выдох ветра, но в нем слышался вызов.
— Нет. Только спрашиваю. Правда убила?
Она посмотрела на меня исподлобья, потом глубоко вздохнула,
изобразив на лице что-то похожее на усталую, ледяную усмешку.
— А сам-то ты ни к чьей смерти руку не приложил? Аль ты здесь
один невиновный страдаешь? — зло донеслось от нее.
И я вздрогнул от нахлынувших воспоминаний.
Глава 9
Интерлюдия
Грозный, декабрь 1999 года.
Даже снег в этом городе пах гарью. Он
таял на броне, превращаясь в черную жижу, пропитанную копотью,
солярой и чем-то еще — тем, чему так сразу даже не находилось
названия. Предчувствие опасности и близкой смерти так и било по
нервам, заставляя крепче держать автомат.
Мы с парнями из моего отделения
сидели в тесном десантно-боевом отделении бэтээра, вглядываясь в
амбразуру поверх мушки автомата. Снайпер мог быть где угодно.
Гранатометчик — тем более. Это чувство постоянной тревоги
подстегивало и выматывало одновременно.
— Смотри, смотри, едет! Стреляй! —
завопил вдруг кто-то над ухом.
Когда в амбразуру я увидел
грязно-белый жигуль, вылетевший из-за поворота, у меня не возникло
ни капли сомнений. Нам рассказывали, что еще в первую чеченскую вот
так вот на неприметных гражданских авто разъезжали дудаевские
гранатометчики. Все произошло чисто, быстро, на рефлексах: я и
подумать не успел, как мой автомат загремел, а горячие гильзы
посыпались на пол. Стекло в жигуле побелело от множества трещин и
рассыпалось, от кузова полетели искры, колеса вильнули по изрытому
траками асфальту, прежде чем машина, прокатившись еще пару метров,
врезалась в разбитый бетонный забор.
Я выдохнул.
Грохот боя остался где-то за спиной,
все вокруг сузилось до одной точки — неподвижной, простреленной
машины.
— Выходим! Покинуть машину! — заорал
рядом лейтенант. Раскрылись люки, впуская внутрь сероватый свет
зимнего дня, и мотпехи горохом посыпались наружу, привычно
проклиная узкие двери нашей «брони».
— Чисто! — крикнул Санек Маленкин,
наш старший стрелок, первым подбегая машине и оглядывая ее.
Когда подскочил и я, сзади кто-то
положил мне руку на плечо. Я обернулся. Вася, наш пулеметчик,
уставился на меня глазами человека, слишком много повидавшего к
своим двадцати годам.