Собираться отец приказал мне на следующее же утро. Посоветовал взять все свои лучшие платья и самые любимые вещи: сорочки, вышитые шёлком платки, зеркала на ручке, щётки для волос, кухонную утварь и мамины драгоценности.
‒ Пока казна пуста, поэтому король и королева-мать не смогут обеспечить тебя так, как ты привыкла жить здесь, но впоследствии всё образуется. У тебя будет большая свита. Двадцать четыре человека! Фрейлины, служанки, личный садовник, прачка и собственная кухарка. А ещё ты будешь иметь шесть тысяч золотых ренты в год с тех земель, которые он обязуется тебе подарить, как своей жене! Это будут твои личные деньги, деньги королевы Аелории!
Похоже, последнее радовало отца особенно сильно. Правда, сопроводить меня до столицы он отказался, сославшись на изрядное количество дел, но лично проверил каждый из собранных мною сундуков.
‒ Будь сильной, дочь моя, ‒ произнёс он, целуя меня в лоб на прощание, ‒ даже принцессы покидают отчий дом без родителей. Не сожалей ни о чём и никогда! И поскорее роди королю сына! Мы расстаёмся совсем ненадолго. Я обязательно приеду на вашу свадьбу.
За моей каретой тянулось ещё шесть обозов с вещами. Ехать до столицы нужно было трое суток, и мы останавливались лишь ночью, чтобы как следует поесть и выспаться в придорожных тавернах или попадающихся на пути монастырях. До дворца, кроме пяти вооружённых до зубов охранников, меня сопровождали две женщины. Моя личная горничная Пэтти, с которой мы были дружны с детства, и наставница Элеонора Баррет. Именно леди Баррет научила меня всему, что я знала и умела, и именно она заменила мне мать, когда той не стало.
В столицу я приехала впервые в жизни, но меня ничуть не тянуло убрать шторы и поглазеть в окна на красивых рыцарей и дам в дорогих нарядах. Все города так или иначе похожи, и наш родной Персвиль не сильно отличался от Элиадора. Последний, правда, был крупнее, оживлённее и с большим количеством каменных домов. С одной стороны его окружало море, с другой ‒ горы, а с третьей ‒ дремучий лес.
Встречать у входа во дворец нас вышла королева-мать и её многочисленная свита. Моя будущая свекровь оказалась вполне привлекательной женщиной лет сорока или сорока двух. Её темно-каштановые волосы седина ещё не тронула, но мелкая сеточка морщин вокруг глаз и на висках уже образоваться успела. Губы у королевы-матери были тонкими и без всякой краски ярко-розовыми, а глаза ‒ карими, по оттенку близкими к цвету свежей патоки.