— Тогда мы просим вас к столу, — Валерий едва заметно хмурится, выдавая свое раздражение, которое вызвано Пастухом.
— И самое возмутительное, что меня вот на ужине не ждали, — Юра цыкает и деловито шагает к крыльцу. — Я, между прочим, и организовал.
Какая странная семья. Юра провокационно честен, чем вызывает недовольство у Валерия, но в то же время… Это недовольство родное, теплое и привычное.
— Он вредный, — шепчет Вика, наклонившись ко мне, — но… где-то в глубине души он милый.
— Очень глубоко, — флегматично отзывается Юра и с угрозой добавляет. — И дядя Юра милый только с теми, кто с ним милый.
Я хочу убежать. Это большая ответственность быть милой с пугающим мужиком, у которого холодные глаза, как у крокодила, который неподвижно чего-то выжидает.
— Идем, — Макар приобнимает меня, и я сдерживаю в себе порыв его оттолкнуть.
У Вики и Валерия двухэтажный дом из белого камня в стиле сдержанного неоклассицизма. Высокие потолки, большое пространство, светлая мебель, неброская лепнина и плавная резьба по белому дереву. Наше с Макаром “гнездышко” более вычурное, пафосное и ближе кричащему барокко. Золото, бронза, хрусталь, темное дерево.
— Деток оставляем мне, — в просторной гостиной нас встречает строгая, но улыбчивая женщина. — Я ими займусь.
— Это наша няня, — говорит Валерий. — Мария.
— И как нас зовут? — мягким шагом подходит ко мне, заглядывая в личико Артема. — какой красавчик.
— Артем… — отвечаю я, и Мария решительно забирает у меня сына, не позволяя мне опомнится.
и сейчас не только у меня круглые глаза, но и Артема. Он в растерянности смотрит в лицо Марии, затем на меня и вновь на странную наглую тетку. Но не плачет. Шокирован до глубины души, но не решается высказать свое возмущение через крики и слезы.
— Эту ведьму дети любят, — Юра оглядывается. — Выдохни, Ульяна.
Соня на руках Вики ревниво надувает щеки, наблюдая за тем, как Мария со всеми удобствами устраивает молчаливого и удивленного Артема среди подушек на ковре у софы, обитой парчой, и подает злой голос:
— Мнн-э.
— Да никто о тебе не забыл, моя булочка, — смеется Мария, и Вика отдает ей дочь без тени сомнения, как самой себе в руки. Макар в легком изумлении хмыкает:
— Не плачет.
— А заплачет, успокоим, — Мария опускается с Соней напротив растерянного Артема. — Это я умею. Все, — поднимает взгляд, — идите.