— Странно? — переспросил он, пытаясь выиграть время. Его разум
лихорадочно искал, что сказать. Воспоминания Сазекса подсказывали,
что он обычно отвечал ей спокойно, с легкой улыбкой, иногда
поддразнивая ее за излишнюю серьезность. Но он не мог этого
сделать. Не сейчас. — Просто задумался. Дела, знаешь ли.
Он попытался улыбнуться, но получилось что-то кривое, больше
похожее на гримасу. Грейфия наклонила голову, ее взгляд стал еще
внимательнее. «Она не верит мне», — понял он, и паника
усилилась. Он должен был вести себя как Сазекс — уверенно, властно,
но все, что он мог, это стоять и чувствовать себя школьником,
пойманным на вранье.
— Ты всегда так задумываешься, что разносишь мебель? — спросила
она, и в ее тоне мелькнула тень сарказма. Она оглядела комнату, и
он мысленно поблагодарил себя за то, что успел восстановить шкаф.
Но ее слова напомнили ему, что она слишком хорошо знала своего
мужа. Она могла заметить любую мелочь — его неуверенность, его
дрожащие руки, его слишком быстрые ответы.
— Это была… случайность, — выдавил он, стараясь звучать
небрежно. — Эксперимент с магией. Ничего страшного, Грейфия.
Он впервые произнес ее имя вслух, и это было ошибкой. Его голос
дрогнул на последнем слоге, выдав эмоции, которые он пытался
скрыть. Ее имя прозвучало слишком мягко, слишком тепло, и Сазекс
тут же пожалел об этом. Грейфия замерла, ее глаза чуть расширились,
и он понял, что она уловила эту странность. Настоящий Сазекс
говорил бы иначе — спокойно, привычно, без этой неловкой
нежности.
— Ты в порядке? — спросила она, и теперь в ее голосе было больше
беспокойства, чем подозрения.
— Да, — ответил он слишком быстро, отступая еще на шаг. — Все
хорошо. Просто устал. Много дел.
Он отвернулся, делая вид, что смотрит на карту на столе, лишь бы
не встречаться с ней взглядом. «Успокойся. Ты не можешь выдать
себя. Не сейчас», — твердил он себе, но мысли путались. Он
хотел быть рядом с ней, поговорить с ней, узнать ее — не как
воспоминания Сазекса, а как человек, который только что влюбился.
Но он не мог. Она была женой другого мужчины, даже если этот
мужчина теперь был им.
Грейфия молчала, и это молчание давило на него сильнее слов.
Наконец она сказала:
— Если что-то не так, ты знаешь, что можешь сказать мне.
Ее голос был мягче, чем раньше, и он почувствовал укол вины. Она
заботилась о нем — о Сазексе. Не о нем, а о том, кем он должен был
быть. Он кивнул, не оборачиваясь.