Да уж...
− Я даже панихиду по тебе заказал. Траур объявил. Неделю не мог ни есть, ни спать, изводился... Корил себя, что позволил тебе отправиться в Холмы. Знал ведь, что... − он запнулся. Понурился. − Ты же мне как сын, понимаешь? − Мастер смолк, видимо ожидая реакции. Но так и не дождался. − Крепко тебе досталось?
− Хватило, − уклончиво ответил Ледорез и пригубил медовухи. От ядрёной сладости запершило в горле. Пришлось прокашляться.
Мастер понимающе кивнул.
− Ты изменился, − продолжил он. − Стал другим. Это бросается в глаза. Хозяйка хотела тебя сломать? Пытала? Мучила? Издевалась?
Хороший вопрос...
В ночь перед отъездом − а точнее, ближе к рассвету − Снеженика заковала его в те свои чародейские кандалы и вытворяла такое, что...
От воспоминаний о "пытках" предательский жар мгновенно опалил щёки, и Яромир спешно отвернулся, уставившись в огонь.
− Не хочу об этом говорить, − сказал глухо, а Марий хохотнул. Вот же... ерохвост невидимый [1].
− Сукина дочь... − выцедил Мастер и, нахмурившись, жахнул кулаком по столу. − Я знал... знал, что она пытками вынудила тебя служить ей. Паскудная тварь! Придушил бы гадину. Собственными руками придушил бы! Но... − Глава тяжело вздохнул. − Теперь она нужна живой.
Полумесяц напрягся, словно охотничий пёс, учуявший лиса.
− Вот оно, − прошептал покойный товарищ. − Давай. Спрашивай. Только, смотри не переусердствуй, не то спугнёшь.
− Кому? − Ледорез подлил мёду, но пить не стал. Откинулся на спинку и поиграл кубком, изображая праздный интерес.
− Тому, кто готов платить, − уклончиво ответил Великий Мастер. − Ты знаешь правила, Яромир. Если заказчик предпочёл остаться неназванным − я бессилен.
Он красноречиво развёл руками. Яр красноречиво промолчал. Осушил чашу, со стуком поставил на стол и крякнул. Он знал, что сейчас произойдёт. Не сомневался даже.
И не ошибся...
− Я тщательно изучил доносы Ловкача, − проговорил Глава Гильдии и огладил длинные усы. − Похоже, ты неплохо освоился в Рубежном лесу.
− Есть чутка.
− Не ерепенься. − Голос Мастера звучал спокойно, но льдистые глаза недобро сверкнули. − Дослушай.
Яр скрипнул зубами. Набычился. Воспоминания резанули тысячей острых ножей.
− Убереги! − белокурая женщина падает на колени в жидкую грязь. Дождь хлещет, и она промокла насквозь. В покрасневших от слёз глазах − безысходность и страх. Страх и безысходность. А ещё − мольба. Голос дрожит. Рука тянется к мужчине. − Убереги, брат! Прошу!