Ставит пакеты на пол, разворачивается и направляется к лестнице.
— Эй. Ты что? Зачем ты пакеты здесь оставил? — шагаю к нему.
— Ты хотела всё это? Ешь. Ты же заказала, — останавливается, оборачивается.
— Дима, забери немедленно! Не стоит.
— Хотела мне насолить? Пожалуйста, Вишенка. Теперь получай, — улыбается уголком губ.
Только я вижу в его глазах усталость. Вновь становится совестно.
— Я не стану есть это всё сама, — устало прикрываю глаза и распахиваю дверь шире. — Проходи. Чай пить будем.
Дима некоторое время с неверием смотрит на меня, переминается с ноги на ногу. Потом всё же подхватывает пакет и заходит в квартиру. Наблюдаю за тем, как он осторожно снимает обувь, ставит её к стене, выравнивает. Пакеты оставляет на пороге, только контейнеры с едой достаёт и на кухню идёт, безошибочно определив её местоположение.
— А в пакетах никак?
— Они на земле стояли. Негигиенично.
Я даже не нахожу, что ответить. Ведь парень прав. А мне даже в голову не пришло. Я как-то над такими вещами не задумываюсь. Не зацикливаюсь на чистоте. Два раза в неделю убираюсь и для меня этого достаточно.
Мою в ванной комнате руки, переодеваюсь. Решив, что заморачиваться больше не стоит, что Дима видел меня в самом ужасном виде, надеваю очки. Выдыхаю. Как же прекрасно видеть чёткие очертания мира.
Волосы собираю на макушке в пучок, захожу на кухню. Дима скромно сидит за столом. Ждёт меня.
— Чего чайник не поставил? — ворчу.
— Я здесь не хозяин.
Отворачиваюсь. Включаю чайник. Кусаю губы. Что за испытание? Почему он настолько хороший человек? Воспитанный, аккуратный, красивый и добрый. Я бы могла оскорбить. Тюфяком назвать, но это не так. Меньше всего на свете этот парень похож на слабака.
В нём есть недостатки? Есть хоть что-то, к чему я могу придраться?
Чайник закипает, завариваю листовой чай, ставлю чашку и сахарницу перед Димой. Беру контейнеры с едой, выкладываю на тарелки.
— Ты красива, Галя, — нарушает молчание Дима, заставив меня подавиться и закашляться.
Судорожно глотаю чай из кружки, смотрю на парня сквозь стёкла очков. А он улыбается нежно, пальцами проводит по щеке с ссадиной. Перегибается через стол, смотрит исключительно на мои губы.
— Мл*ть, — сквозь стиснутые зубы, резко подаваясь вперёд и касаясь кончиком носа моего. От этой странной и незнакомой мне ранее ласки на глазах наворачиваются слёзы. — Чёрт, вишенка, не могу больше, — выдыхает сквозь стиснутые зубы.