— Повышаю напряжение, — сообщил доктор, но скорее самому себе, потому что ответа не дожидался.
Второй разряд выглядел ещё страшнее. Платон единой судорогой поднялся со стола и тотчас бессильно рухнул обратно. Грудь его вздымалась тяжело, с лица схлынули все краски. Я заметила, что носом опять пошла кровь.
Боги…
Насколько же ему больно?!
— Может, на сегодня хватит? — Александр Анатольевич навис над ним, совершенно озабоченный. — Вам всё сложнее переносить манипуляции.
— Ещё… док… — прохрипел Платон абсолютно непоколебимым голосом.
Врач покачал головой, но повысил напряжение в третий раз.
Я, не сдержавшись, зажмурилась. Когда из горла мужчины вырвался тихий хрип, моё лицо начало полыхать так, словно к коже поднесли пламя. Жар впивался в правую щеку, опускался к губе. Казалось, что кожа начинает трескаться и покрываться волдырями…
Вдох-выдох.
Нет. Всего лишь почудилось. Всё нормально.
“Марьяна, успокойся”, — приказала самой себе. Нельзя терять связь с реальностью.
Глянула на гостиную. Казалось, что Платон потерял сознание, но по слабому шевелению ресниц я понимала — он всё чувствует.
Александр Анатольевич записывал что-то себе в блокнот, сверяясь с показателями прибора. Я всё ещё пыталась максимально запомнить, как нажаты все кнопки и куда указывают стрелки.
Следом он опять поводил над головой Адрона какими-то штуками, снял все провода, что змеями ползли по телу мужчины. Постоял над ним, вздохнул очень тяжело и сказал:
— Это был последний раз, слышите? Если вы не примите моё лечение, а продолжите просить истязать вас ещё и ещё — я уволюсь по собственному желанию.
Платон едва заметно кивнул.
— Даже если вы найдете другого врача, который согласился бы на подобные опыты, то предупреждаю: любая попытка может стать последней. Вы рискуете попросту не перенести следующий импульс, — предрек доктор. — Ваш организм совершенно истощен, ещё немного, и аура пойдет дырами. Вы не лечите себя, а уничтожаете.
— Я в курсе. Закроете за собой дверь? Мне почему-то хочется полежать.
Седовласый мужчина кивнул как-то сочувственно, будто по-отечески. Собрал свой чемоданчик и ретировался.
Страшное оборудование осталось стоять рядом с кофейным столиком.
Некоторое время Платон не вставал, лишь открыл глаза и, не мигая, уставился в потолок. Если бы при этом грудь его не поднималась и не опускалась — я бы решила, что он таки умер, оставив меня в этой тайной комнате навсегда.