Я же популярно и почти культурно сказал держаться от моей жены подальше, а Рома не понимает.
Беру его за ухо и отвожу в сторону от Лильки:
— Твоя мать, пока была тобой беременна, бухала? Курила? Клей нюхала? — спрашиваю этого слащавого утырка в тесных брюках и приталенной рубахе.
— Нет, — он, мотнув головой, непонимающе хмурится.
А он ведь даже не так чтобы сильно и пьян. Лильку мою спаивает, видно, а сам руку на пульсе… то есть на ней держит. И так меня это бесит…
Все Лилькины уроки дипломатии из головы вылетели к чертям. А я ведь уже так натренировался, связями благодаря обретенной сдержанности обзавелся нужными, дела по-человечески вести стал…
— Тогда почему ты, блядь, родился таким упоротым? Я же тебе сказал отвалить от моей жены! Или ты слов не понимаешь? Так я тебе…
Договорить не успеваю — мне промеж лопаток прилетает удар. Настолько сильный, что хрустнуло в позвоночнике. Я отпускаю ухо Романа, стискивая зубы от боли, и медленно оборачиваюсь.
Вижу, как дружок снова замахивается, и перехватываю его руку.
— Ну ты и крыса! В спину бьешь…
И снова жгучая боль, но уже в шее — Рома кинулся на меня. Достали.
Планка падает, кровавая пелена перед глазами лишает меня всего человеческого. Давненько я такого зла не испытывал. Ощущения подзабытые, но такие родные. Внутри меня будто все застывает. Нет эмоций, нет лишних мыслей — одна лютая ярость.
Вижу только противников и Лильку. Которую нужно вытаскивать их этого гадюшника. Потому что она сама не понимает, куда встряла. Мне ее душевное равновесие важно. Если одна натворит бед, чтобы мне отомстить, потом себя сама не простит и меня к себе больше не подпустит.
Это точно.
Потому не обо мне речь, а о жене моей родной, любимой и на век единственной.
Всех убью, а не дам ей себя возненавидеть.
Как машина, отбиваю новые удары двух крыс, нападающих исподтишка, и мощно сталкиваю их лбами. Кажется, даже искры вижу, полетевшие из их глаз. Отпускаю — оба валятся на пол.
А из-за их столика поднимается третий урод. Опережаю — переворачиваю на него стол со всем содержимым.
Замечаю, что к месту уже прут охранники.
Только они еще далеко, а вот гнусь по имени Роман уже очухалась, с пола поднялась и кидается на меня. Приходится отбить удар и тут же влепить кулак в центр его лица. Под костяшками что-то упруго хрустит, и приталенный мажорчик падает на пол с залитым кровищей лицом.