– А меня искать бы не стали, что я на
работу не явилась? – с сомнением протянула я. – Распределение –
дело серьезное.
Мне тут же вспомнились страдания
Алёнушки, которая так мечтала о королевском дворце, а попала в
Красные Ягодки. И теперь неизвестно, где бродит ее душа. А я вот
тут, кажется, кашу заварила и сейчас расхлебываю.
И словно откликаясь на мои потуги, в
голову хлынула очередная порция ее воспоминаний. И если все правда,
то злодейкой была именно она, а не бедная Мирослава Олеговна,
которую Алена Кивера доводила всеми способными ей способами.
– Главное, он на тебе бы женился! –
мачеха даже с кресла встала и погрозила кому-то неизвестному
кулаком. – А потом, кто бы с Кощеем связываться стал?
– Кощеем? – удивленно протянула я.
Хотя, кто еще годится в мужья Бабе–Яге?
Мачеха лишь усмехнулась. А я поняла,
что ее мысли сейчас совпали с моими. Падчерица неоднократно
устраивала разборки, почему ее наряды выглядят хуже, чем у сводной
сестры. И даже пару раз портила Маринины платья, разрезав их на
узкие ленты. А про домашнюю работу она и думать не хотела, считая,
что ей все должны. Я, конечно, не фанатка хозяйственной
деятельности, но я же была молодой и помогала по дому в силу своих
возможностей и умений.
В общем, моя предшественница портила
жизнь окружающим как могла. А мне вдруг стала нестерпимо стыдно,
словно все эти выкрутасы устраивала я. Хотя людям этого не
объяснишь. И я решила попросить прощения у бедной Мирославы. Тем
более папенька, умерев, большого наследства не оставил. Только мне
на академию. А Марина осталась ни с чем. И это резко уменьшало ее
шансы на замужество. Бедная женщина поднимала нас с родной дочерью
как могла. А я лишь ей в этом мешала.
Подойдя к ней, я опустилась на
корточки, вглядываясь в уставшее лицо.
– Лёнка, ты чего? – женщина как можно
сильнее вжалась в спинку кресла, явно боясь очередной выходки и
пытаясь от меня дистанцироваться.
– Да ничего! – я махнула рукой. –
Просто хотела у вас, матушка, прощения попросить за все, что
сделала не так!
Я не знала, как сформулировать
коротко все Алёнины прегрешения. А Мирослава Олеговна вдруг как-то
обмякла, а затем схватилась за фартук и прикрыла им лицо, оставляя
для обзора лишь подрагивающие плечи. Она смеется? Но по
всхлипывающим звукам я поняла, что мачеха плачет.