– Тимур, где ты? – донесся до мальчишки голос отца. – Должно быть, опять сидишь на крыше? Спускайся. Поди сюда, с тобой хочет поговорить уважаемый Шемс ад-Дин.
Среди людей, посещавших дом Тарагая, были и духовные отцы, и шейхи. Одним из таких и являлся Шейх Шемс ад-Дин Кулаль. Он давно приметил в Тимуре некие искорки, из которых можно было разжечь большой огонь интереса этого ребенка к исламу.
Нехотя Тимур слез с крыши и подошел к гостям. Все они, собравшиеся здесь за пиалой зеленого чая, были людьми знатными и уважаемыми.
Пытливый взгляд Шемс ад-Дина заставил Тимура собраться с мыслями и выслушать все, о чем говорил с ним имам. Тот же в очередной раз спрашивал мальчишку о стихах Корана, о том, как понимает он те или иные высказывания. Святое Писание давалось Тимуру тяжело, и он вынужден был заучивать наизусть целые главы. Однако сегодня духовный пастырь Тимура, каким считал себя сам Шемс ад-Дин, остался доволен своим подопечным.
Вечерний воздух наполнился голосами неутомимо поющих цикад. Одна за другой зажигались звезды. Тарагай, как гостеприимный хозяин, вновь наполнил горячим чаем пиалы гостей. Сегодня, под затянувшуюся беседу, он был кстати. И только Тимуру велено было отправляться спать.
Ночью Тимуру снилось сражение. Он то видел себя на молодом грациозном жеребце (точь в точь таком, какого вел вчера дядюшка Гафур) впереди большого-большого войска, то вдруг на его рыжей вихрастой голове красовалась корона победителя, перед ним преклонялись колени, склонялись головы и знамена побежденных. Снились чужие города, а на башнях тех городов знамена его племени…
Утренняя заря едва запалила горизонт, и небо еще не освободилось от серой поволоки раннего рассветного утра. Тимур открыл глаза и сладко потянулся. Сон остался в растаявшей ночи, но впечатления от увиденного невольно вошли в новый день Тимура, поселяя в его душе грызущую сердце досаду.
Тимур позвал отца. Никто не ответил. Должно быть, Тарагай, пробудившись еще до рассвета, с первыми лучами утренней зари отправился в мечеть. Тарагай хоть и считался вождем племени барласов, но его кроткий нрав и мягкое сердце все чаще влекли его к общению с духовными отцами. В мечети он находил уединение и успокоение душе, а имамы, отыскивая в сердце Тарагая тонкие струнки, толковали ему, каждый на свой лад, законы шариата.