Бабушка часто водила меня в церковь. Я мало что понимал, просто смотрел на то, как она молилась, и старался повторять за ней. Это была небольшая церквушка, но мне в ней нравилось. Приятное глазу тепло горящих повсюду свечей и сладковатый дымок от кадила батюшки. Не помню дня, когда бабушка легла бы спать, не помолившись. Я всегда это видел – жили мы в одной комнате, наши кровати стояли вплотную.
– Бабушка, зачем тебе все это? Зачем ты молишься? – по-детски спрашивал я.
– Я молюсь за тебя. Для меня это важно, – тихо отвечала она.
Кому-то мои слова покажутся наивными, однако я до сих пор чувствую: ее молитвы работают, и я под надежной защитой. В какие только ситуации я не попадал – кто-то наверху продолжает оберегать меня.
До определенного возраста моими авторитетами были только бабушка и мама. Других я не признавал. Я тот самый мальчишка, которого воспитала улица. Воспитала так, чтобы никого не бояться. Если помножить бесстрашие на мою гиперактивность и задиристость, то станет понятно, почему я злил некоторых ребят, порой старше меня. Бывало, они долго гонялись за мной по двору. И когда им наконец удавалось меня схватить – вот тут-то я получал от души. Били, помню, сильно. За мое неповиновение. Не знаю почему, но был я тогда такой отчаянный, что даже не чувствовал боли. И что совсем странно – через какое-то время побои начинали казаться щекоткой. Я хохотал во все горло, а когда отпускали, то хватал подвернувшуюся под руку палку и мог огреть ею одного или двоих, еще раз показывая свой характер, который их так злил.
Драк в моей жизни было немного. Я никогда специально не нарывался, не искал себе проблем. Наоборот, старался все и всегда решить мирным путем. Когда позже, уже будучи студентом, я жил в общежитии в Самаре, многие ребята попадали в разборки, не говоря уже о бандитских «наездах». Такое было время – те самые «лихие 90-е». Но мне раз за разом удавалось оставаться нетронутым. Люди всегда чувствуют, кого можно бить, а кого лучше не стоит. Когда меня поколачивали в детстве, во мне родилось бесстрашие, как я считал по детской наивности. Именно тогда совершенно пропал страх быть побитым. Мне кажется, что боязнь получить крепкий удар в лицо преследует немалое число мужчин даже во взрослой жизни. Поэтому они и сами оказываются неспособны нанести его, когда это необходимо.