Второй сон приснился Леме 5 лет спустя. Опять тот же лес, холм, огни… Но в этот раз девушка бежала с колотящимся от счастья сердцем, вперед, посмотреть внимательнее, узнать, что это за волшебное место.
…Лема остановилась у самого края холма и поняла, что лес позади исчез. Да и не холм это был вовсе. Она стояла на каменной прямоугольной площадке. Впереди был город – полный желтых, оранжевых и белых огней, опутанный ярко освещенными лентами дорог, по которым двигались парные огоньки поменьше. Везде прямоугольники домов – и низких, и необычно высоких, каменных, как в городе, где жила Лема, но только ровных и аккуратных. А сколько в них окон, лучащихся светом! Странный огонь в этом мире – горящий равномерно, без всполохов, необычайно яркий, разноцветный. В темном небе меж редких облаков висело Светило – маленькое, непохожее на то, что Лема привыкла наблюдать в редкие ясные ночи на небесах ее родины. Дул ветер – сладкий и теплый, и нес с собой гул города – необычно уютный, полный непривычных звуков.
Девушка подошла к самому краю площадки и посмотрела вниз. Да, сомнений не было, она стояла на крыше высокого дома. Внизу, на столбе, горел круглый оранжевый огонек, ярко освещающий двор, плотно заставленный чем-то похожим на тягачи. Мимо прошел человек с животным на поводке. Где-то рядом под низкими деревьями раздался девичий смех…
По краю крыши шла ограда из цельного серого камня. Лема забралась на него. Ей не было страшно. Сейчас между ней и городом не было никаких препятствий. Стать бы легкой, как древесный лист, слететь на землю, ступить ногами на мостовые этого мира, да и убежать – далеко, в эти освещенные оранжевым и белым лабиринты, остаться навсегда, стать жителем одного из домов и каждую ночь любоваться городскими огнями из собственного ярко-желтого окна!
Лема раскинула руки и стала покачиваться из стороны в сторону в такт налетающему ветру. Она услышала музыку и вскоре поняла, что поет сама. Не так, как поют смертные болота, а словно серые птицы-живицы, которые своим мелодичным голосом приветствуют наступление нового утра.
Пение девушки вплеталось в полотно городских звуков, уносилось ввысь, к самому Светилу. «Останусь здесь, – думала Лема, – любой ценой останусь». Она сделала шаг вперед, в пустоту.
Ее пение не замолкло. Хотя нет, это просто живица заливалась за окном. Проехал тягач и тяжелым масляным духом и шумом спугнул певчую птицу. «Ты меня тут слезами не жалобь, – хмуро проворчал отец. – Хнычь – не хнычь, а работать иди». Он не знал, отчего плакала Лема.