С одной стороны, я понимаю, что всё, вероятнее всего, из-за Арины. Эта гадина решила не только Тимуру и Маре жизнь испортить, но и мне с Давидом.
Точно у человека нет мозгов!
Я лично её придушу. За все её грешки. Мало того, что из фонда деньги увела, кредит повесила на себя, который родителям пришлось оплачивать, Мару сдала в полицию, её же и меня в больничку отправила, так теперь ещё и Давида мне на больничную койку уложила.
Гадина! Злости на неё не хватает.
— А вы кто ему, девушка? — интересуется медсестра, переложив истории болезней из одной руки в другую.
— Невеста! — отвечаю, вытирая слёзы. — Где он? Скажите, где мой жених? Мне нужно срочно его увидеть.
— Ещё одна невеста? — хмыкает женщина, оглядев меня. — Молодец парень. Седьмая палата. Но у него там… — начинает она, но я уже не слышу.
Лечу к палате с чётким желанием прыгнуть в его объятия и услышать его фирменное “Детка, не трать моё время на обнимашки. Лучше целуй. А ещё лучше…”
Тянусь к ручке приоткрытой двери, но замираю, услышав в палате Давида чужие голоса. Вглядываюсь в щель и вслушиваюсь в разговор.
— Сынок, всё наладится, — говорит какая-то женщина, поглаживая Давида по голове. — Врач говорит, что скоро память вернётся.
— Не переживай ни о чём, — звучит уже мужской голос, но его обладателя я не вижу. — Мы будем тебе напоминать обо всём. Обо всём, что ты забыл.
Забыл?..
То есть он не просто под колёса машины попал, но и память потерял? Интересно, а что именно он забыл и сколько помнит? Он меня помнит? А то, что предложение мне сделал? А то, что наши с ним дети в моём животе уже растут?
— Да я, в принципе, всё помню, — пожимает Давид плечами, оглядев всех собравшихся в палате глазами. На голове же красуется повязка из бинта. — Я живу на Пролетарской в…
— Ты продал эту квартиру семь месяцев назад, — перебивает его отец напряжённо и задумчиво. — А деньги вложил в ремонт квартиры в новом жилом комплексе.
— Мы тебе с папой там квартиру купили. Большую. Просторную. Где будешь жить ты, твоя невеста, и ваши детишки расти будут, — ласкает мама Давида голосом, и даже улыбка на моих губах возникает.
Он рассказал им про меня. Не познакомил ещё, но уже рассказал. И про наших двойняшек или близнецов. А это значит, что они приняли меня и нашу с Давидом семью.
— Да какие дети, мам? — фыркает Дава, и улыбка медленно сходит с моего лица. — Я не против, но…