Этот бесхозный кусок хлеба она подобрала на бампере грузовой машины. Машина в полуразбитом состоянии стояла у ворот дома, и теперь этот хлеб доедала собака.
– Хлеб! Хлеб! Хлеб! – казалось, вырывалось из пасти пса с его усердным урчанием и рычанием.
От страха девочке виделось, что это вовсе не собака, а огромный паровоз встал перед ней на дыбы и в прыжке наехал, а теперь с жадностью пыхтел: «Хлеб! Хлеб! Хлеб!»
– А, это ты, побирушка, – сказал хозяин, подходя к ней. – Ладно, вставай и уходи, и чтобы я тебя здесь больше не видел.
Девочка поднялась и, продолжая плакать, ушла. Придя к себе в будку неподалеку от реки, она легла на полуразбитый устеленный тряпьем железный топчан и уснула.
Проснулось она от грохота разрывов.
Недолет. Перелет. Снаряды со свистом ложились либо в воду, либо на другую сторону берега. Уже вторые сутки по мосту периодически стреляли, но снаряды по-прежнему его облетали, и мост как стоял, так и оставался невредим.
В это время к ней в будку зашли двое местных мальчишек лет около десяти. Они были почти одного возраста с ней и часто заходили в гости. На этот раз они принесли узелок с кусочками лепешек. Радуясь обстрелу, как манне небесной, они выглядывали из полузарытой в землю железной будки. Следя за разрывами мин, они не пугались того, что это, может быть, летела и ухала их смерть. Если разрывы попадали в воду, они бегом садились на плот и, отталкиваясь чем-то похожим на шест, плыли по течению ниже разрывов. Оглушенная разрывами рыба почти без движения всплывала на поверхность, дрейфуя по течению, и надо было быстро ее выловить, чтобы она не успела прийти в себя и уплыть.
Мальчишки вылавливали ее и приносили Надюшке. Потом они вместе с ней ее чистили и варили возле будки в небольшом казане, установленном на глиняной печке. Такие дни для них были праздниками. Ощущение опасности притуплялось перед чувством голода настолько, что сама жизнь перед этим чувством ничего не стоила. Мне кажется, что если из миллиона возможностей была только одна возможность выжить, чувство голода все равно заставило бы идти их на риск.
Пренебрежение к страху усиливалось еще и тем, что оба мальчишки любили Надюшку, и они, соперничая меж собой, никак не хотели показать ей свою трусость.