Просторная палата была залита солнечным светом. Илона пультом приподняла спинку кровати, откинулась на подушку и, раскинув руки, словно только что упала на кровать, прикрыла глаза и пронзительно застонала.
– А ты здесь, как я погляжу, отлично ориентируешься. Натуральная симулянтка, – в сердцах выдал Амиран и уселся в кресло, стоявшее в углу. – На дух не переношу дешёвые комедии.
– Завязывай с хамством. Все уже в курсе, что ты не можешь вовремя остановиться. Парень без тормозов, – парировала Илона.
– Воу, как быстро ты меня изучила. Проницательная. А я верно понял, что ты – частый гость здесь? Алонзо к тебе, как к родной. Странно-странно. Ну что ж, наслаждайся виповскими условиями, неизвестно, когда снова повезёт попасть в такую палату. Кстати, ты не думала, что следующая авария вполне может оказаться фатальной, и вместо крутой клиники тебе оплатят только скромные похороны и то, если пострадавший расщедрится?
– Поразительно. Несмотря на вину, ты продолжаешь на меня наезжать. Таких, как ты, надо прав лишать.
– О какой вине речь? Я топлю за справедливость. В данном случае, она на моей стороне. На разводы не поддаюсь, не на ту машину кидалась. Эх, надеюсь, Алонзо тут не замешан. А то неудобно получится.
– Суд разберётся, – фыркнула Илона.
В ответ Амиран разразился оглушительным смехом, а затем, бросив пренебрежительное: «Adios», скрылся, хлопнув дверью.
Илона насупилась и повернулась на бок, спиной к двери. Она кипела от злости и досады, мысленно сетовала: «Откуда ты только взялся на моём пути, желчный тип? Весь холёный. Расфуфыренный. И рубашка-то на нём чёрная, и сидит-то тютелька в тютельку, аж плечи шире кажутся. И смотрит, будто с Олимпа спустился. Тьфу. Хлыщ. Как вспомню, аж снова тошнота возвращается. Как дура, рассчитывала хоть как-то достучаться до его совести. Куда там? Она давно покинула этого типа, не выдержав издёвок. Сбил человека и свалил в закат, мерзавец. Ещё и оскорбил, гад. Ничего святого».
Фантазия девушки выдавала всё новые и новые забористые ругательства. Она всецело отдалась гневу и выкидывала такие закрученные оскорбления, какие в жизни не решилась бы произнести вслух. Но легче не становилось. Душа негодовала, возмущённая невиданным высокомерием. Она требовала мести. Жаждала её, как путник, заплутавший в пустыне, мечтает о глотке воды.