STNM. Часть «Та» - страница 14

Шрифт
Интервал



Думалкин. Мне тебя жаль. В твоей жизни не будет чудес.

А откуда взяться чуду, если ты его уже предсказал или просто-напросто не заметил?


Ладно, пойду я найду качели. Да, в 4 утра. Да, просто, потому что хочу. Без всяких дум.

Захочу  покачаюсь на всех качелях, что повстречаются.

Потому что хочу так. Быть может, шоколадку по дороге куплю.


А ты думай, обдумывай.

Но помни, думать  привычка пагубная. И к ней привыкаешь быстро».


Он сделал короткий вдох, и из пространства исчез кислород.


«И чувствовать»


Еще один солдатский вдох, который испепелил почти половину сигареты.


«И жить».


Затянулся, как в последний раз, долго, казалось бы, уже вдыхая фильтр. После кашлянул и закончил:


«Все дело в хлорке. Ты спросишь, к чему я это сейчас, тут и тебе? А не там, другим, в каком-нибудь выставочном зале, обвешавшись динамитом? Некоторым людям противопоказано думать. Точнее, задумываться.


Ведь они не могут остановиться и доходят в своих размышлениях до края. И стоя на этом краю, им приходится решать здесь и сейчас: прыгать в новый мир или ждать, когда край сам под ними обрушится. А тем временем ветер норовит их простудить.


Идти назад – не вариант, ты уже все продумал, осталось лишь прочувствовать.


А что делать с этими знаниями? Делиться? С кем? Лишь намеками. Нельзя лишать людей пути к познанию истины, но и смотреть на них теперь как прежде не смочь. Поэтому и отводишь взгляды, поэтому и молчишь, ведь ты теперь весь здесь. В сингулярности осознанности. А в ней слишком много места для остальных, зато двоим в самый раз. Нет, слышишь меня? Нет, я не позволю себе закончить прикованным болезнью, в собственных нечистотах, неспособный самостоятельно подняться. Нет! Хлорка всему ответ!»


Но умрет он не от рака. Выпьет хлорку, когда будет понимать, что близок к своему року, когда будет слепнуть, совсем облысеет, побледнеет, не вставая с постели, будет блевать и испытывать неописуемую боль при каждом вздохе усталости, с трудом выхватывая химическим мозгом мысли, в записке напишет:

«Почему же я себя так ненавижу за любовь? За что же так люблю других? Являясь олицетворением того, чего ищу, чего боюсь найти вокруг. Она – внутри, угроза не снаружи».

Воспоминания и наваждения материализовывались, восставали против Яниса, иногда преображаясь в фантазии, мечты, или отображали совершенно чужие образы и абсурдные сны. Дразнили его, обзывали, избивали, баловали, ласкали и снова пытали.