Высокоподнятые у переносицы края бровей и морщины над ними пытались было хмуриться, но тотчас расправлялись и приобретали начальный ангельский вид. А маленькие прозрачные, как у молодого поросенка, глаза продолжали разглядывать обвисшие члены своего ватного тельца, облаченного в мешковатый засаленный костюм. Не раз еще он поворачивался перед зеркалом, скрипя половицами, и пыжился, раздувая свою грудь, представляя себя стройным спортсменом, атлетом.
«Господи, и когда же он угомонится», – донеслось из теткиной комнаты. – «На работу опоздаешь, Павлуша! Хватит красоваться, а то сглазишь себя», – хихикнула за дверью старушка и забормотала: «Ох, господи, прости мою душу грешную, за прегрешения, охо-хо».
Он настороженно и чутко прислушался к речам тетки и досадливо хмыкнул: «Не даст собраться на работу как следует», – раздраженно подумал он и обмяк, забыв о роли спортсмена. «Вчера планировал утреннюю прогулку, да разве успеешь тут», – он громко кашлянул и подхватил за дужку пузатый морщинистый портфель пенсионного возраста.
«Все, сегодня утренняя прогулка отпадает окончательно», – он заглянул в комнату, всмотрелся в будильник. – Ого! Так я могу опоздать на работу, – вскрикнул он. – «Попробуй опоздай хоть на минуту, раскричатся, склонять начнут, такой-сякой мол, задержался, прогульщик, а работать дядя за него должен», – и он, взволновавшись, устремился к двери.
В автобусе, притиснутый к окну, он всматривался в дорожные обочины, на которых был разбросан уборочными машинами первый снег вместе с серо-коричневой дорожной грязью, и все время внутренне возмущался: «Надо же, такой беспорядок на улице, грязища, мусор. Когда же они порядок наведут, уберутся?»
Он критическим взором глядел на обочины, понимающе ухмыляясь, но ни разу взгляд его не поднялся выше и дальше, где всего лишь метрах в десяти от дороги простирался на чистом снегу густой великолепный парк, вся необозримая ширь пространства которого, озаренная радостным утренним светом, дышала свежестью и бодростью, вызываемой белизной первого снега.
Этого он не замечал. Он стоял, топчась в жидкой хляби, всматривался в такую же хлябь и периодически хрипел, выдыхая воздух под давлением толпящихся вокруг него громоздких людей.
Вот он и на работе. Стараясь идти по коридору крепким шагом, он сделал суровое и решительное лицо. – «На работе необходимо быть твердым и непреклонным», – думал он, приближаясь к двери с табличкой: «Начальник отдела».