- Плохо тебе, Сань? - спрашивает.
- Мне хорошо… - хриплю, не узнавая собственный голос.
- Да уж вижу, как хорошо... Пить хочешь?
Киваю,
- Ксюш, ты мне снишься что ли? – не могу поверить.
- Считай, что так! – кричит с кухни, слышу, как включает чайник. Наверное, всё-таки, не сплю…
Возвращается, стряхивает градусник и даёт мне, беру, но пальцы, как деревянные, роняю. Находит его в одеяле, вздыхает встревоженно и уже сама берёт меня за руку и ставит его подмышку, потом аккуратно укладывает руку на место. Я держу её ладонь в своей и не хочу выпускать. Какая она нежная и прохладная. Не убирает, подсаживается на диван,
- Как же тебя, родной, угораздило? Пневмония ведь.
- Не знаю, - а на душе спокойно и благостно, - под дождём вымок…
- Будем лечиться, - кладёт вторую ладонь сверху на мою, таю. Разглядываю лицо: она совсем домашняя, без макияжа, с какой-то дулькой из волос на макушке, в футболке и трениках. Такая родная и близкая, почти моя...
В это время раздаётся свисток чайника, Ксюша высвобождает ладонь и уходит на кухню.
- Я там немного похозяйничала, - говорит, возвращаясь с кружкой. От неё исходит лёгкий пар и ягодный аромат, - клюква в морозилке нашлась. Будешь пить морс. Отставляет бокал на тумбу и забирает термометр,
- Ну, вот, - показывает, - уже тридцать семь с копейками, а вчера чуть за сорок не зашкалил. Напугал…
Помогает сесть. Не ожидал, что так ослабну, но сесть смог бы, наверное, сам. Хотя так приятны Ксюшкины прикосновения, её забота, болел бы и дальше. Она взбивает подушки, мостит их одну на другую и устраивает поудобней.
- Не обожгись, - кружку протягивает. Потом, на её лице мелькает сомнение, - хотя, погоди. Опять уходит на кухню, отливает в другой, пробует сама, - вот, теперь не так горячо, - возвращается ко мне и подаёт, - пей, тебе полезно. Сама рядом садится, страхует.
Беру обеими руками, странная внутренняя дрожь то ли от слабости, то ли от усталости пугает, что могу выронить бокал из рук. Горячее кисло-сладкое питьё приятно согревает горло, наслаждаюсь…
Напился… Откидываюсь на подушки, почти счастлив. Ксюха, как фея – волшебница, материализовалась и спасла. Правда, неловко, что в таком виде застала, не люблю демонстрировать свои слабости никому, а уж ей в особенности не собирался… Чувствую, ещё и в туалет приспичило, так некстати. Снова сажусь, в глазах мушки чёрные кружатся. Ксюха смотрит сначала с недоумением, потом с пониманием,