Джейн была совсем юной и очень эгоистичной к тому же, поэтому приняла жертву брата как должное. Рэндольф был на пять лет старше, и Джейн считала его взрослым, но сейчас, оглядываясь на те годы, понимала, что ему тогда было всего лишь девятнадцать!
Ходили слухи, что он был влюблен, но девушка отказалась выйти за него – не желала жить в крохотной деревушке, где придется растить и воспитывать четырнадцатилетнюю золовку.
Рэндольф никогда не упоминал про ту утраченную любовь, а Джейн никогда не спрашивала. Наверное, спросить стоило, но они никогда не разговаривали о чувствах. А теперь, спустя четырнадцать лет… как ей найти слова?
– Ты никогда не говорил, что хочешь завести семью, Рэндольф.
Брат пожал плечами.
– Все мужчины хотят. – Он хмуро посмотрел на нее. – И большинство женщин.
Она помолчала, потом спросила:
– И ты думаешь, что сможешь найти подходящую невесту на этом приеме?
Брат опять пожал плечами и отвел взгляд.
– Не знаю. Не исключено. По крайней мере, у меня появится возможность познакомиться с другими людьми, не только с обитателями Лавсбридж.
Что ж, это правда. Возможно, и ей эта поездка пойдет на пользу. Новая встреча с лордом Эвансом может исцелить ее от странной хандры.
– Ладно, хорошо. Если ты хочешь поехать на прием, я поеду с тобой.
Рэндольф широко улыбнулся и протянул ей приглашение.
– Превосходно, Джейн! Напишешь, что мы согласны?
Чентон-мэнор, 27 октября
Алекс чуял неладное.
Когда несколько минут назад он прибыл в особняк своего зятя, Чарлз, один из грумов Роджера, с какой-то странной жалостью посмотрел на него, прежде чем отогнать его коляску в конюшню. А теперь Дженнингс, дворецкий, сообщил, что лорд Чентон внезапно вспомнил о каком-то неотложном деле и ушел. А то, как Дженнингс отводил глаза… тоже наводило на подозрения. Но что же именно скрывали Чарлз и дворецкий? И почему Роджер сбежал?
Дженнингс провел его в красную гостиную, где сидела сестра Алекса, кормившая сына.
– Что происходит, Диана?
– Не рычи на меня так, а то испортишь пищеварение бедняжке Кристоферу.
Единственными видимыми частями тела достойнейшего Кристофера Александра Дэвида Филиппа Ливингстон-Смита были розовые пятки. Когда Диана в первый раз стала матерью, она кормила ребенка, в уединении, но теперь всего лишь накинула на себя и младенца широкую шаль.