Витражное пламя и последняя саламандра - страница 23
Калипсо подошла ко мне и, схватив за руку, потащила на улицу. Она что-то бубнила себе под нос, как обычно, но я вот чувствовала освобождение. «Я свободна!» - хотелось мне прокричать на весь Храм.
Когда же я поняла, что так больше не может продолжаться? Что я хочу будущего? Что мне надоело прятаться и быть «тайной любовью»? Наверное, вот только что? Когда Креон связал свою судьбу с чёрной драконицей? Почему же мне раньше всё это в голову не приходило? Почему бегала к нему? Всё время чего-то ждала? Что могла дождаться маленькая саламандра от могучего огненного дракона? Ничего… Он бы никогда не стал моим… Как же хорошо, что я теперь свободна!
Я корпела над витражом ещё две недели. Спина болела, но я доделала, и сейчас удовлетворённо рассматривала свою работу.
Калипсо тарахтела над ухом, удивлённо его разглядывая, и уверяла, что Мать-настоятельница ни за что и никогда не позволит вставить его в проём в Храме.
- Калипсо… А, давай, сами вставим?
- Мы не дотащим. И почему ты меня так зовешь? Я же «Липа»?
- Дурацкое, плохое сокращение, ненужное тебе. «Калипсо» - это тайна и загадка. А Липа - это обман.
- А ты?
- «Аврелия» - это золото. А «Ави» - золотко. Мне нравятся оба варианта, - пожала я плечами, - Так что? Потащим?
- Давай брата Августо позовём? Он и один его донесёт?
Брат Августо был кузнецом. И на редкость молчаливым. Он носил не оранжевый балахон, как все послушники, а грязно-синий. Оранжевый балахон болтался у него где-то внутри и был не яркого цвета, как у нас всех, а ужасно тусклым. Он не стригся и не брился. Его густая седая борода скрывала почти всё лицо. А капюшон послушника на голове вообще казался чем-то инородным. Но я забегала несколько раз в его кузню, что была рядом с моей мастерской... На фоне горящего огня кузнечного горна он смотрелся жутко со своими пронизывающими до самой души глазами.
На следующий день, рано поутру, он беспрекословно взвалил укутанный в тряпки витраж и понёс его в Храм. А потом, так же молча, принёс и большие «козлы», с ударением на «о». Я не знаю, почему именно так называется такая высокая и длинная табуретка… Меня на неё подсадили, и я оказалась почти вровень с необходимым мне витражом девушки.
Я осторожно вынула чёрные стекла из волос и начала вставлять принесённые с собой новые ярко-рыжие. А потом, пустив огонь саламандры, закрепила полученный результат. Фрагмент был небольшим, так что необходимости вынимать весь витраж я не видела. Тем более, что в волосах и так кое-где поблёскивал огонь, и заменять пришлось не так много стёкол.