-Может, послать человека более гибкого и понятливого? –
неожиданно произнёс Яков, – Уж больно Иван Мартынович суров и
непреклонен. Даже ты, государь, иногда рубанёшь с плеча, но потом
всё обдумаешь, остынешь и примешь полезное для державы решение. А
полковник умеет только ловить и вешать. Да и с церковью лучше не
торопиться. Нынешняя диспозиция всех устраивает. Зараза раскола по
стране почти не распространяется. Наиболее оголтелых и непримиримых
мы отправляем на Дон, Яик и в Сибирь. Церковники и так злы из-за
потери имущества и казни митрополитов-заговорщиков. Нам новая смута
сейчас не нужна.
Про клин я уже говорил. А в Нижний поедет именно Дунин. А то
купцы, таможня и местные власти излишне расслабились. Быстро они
позабыли мои репрессии на Верхней Волге. Значит, пришла пора
напомнить.
И вообще, хватит на сегодня работы. Пойду гулять с семьёй. Хоть
немного отвлекусь от проблем и забот.
[1] 20 октября 1695 г. Петр I снял
осаду. В каланчах и в новой крепости Сергиевской, против Азова,
царь оставил 3-х тысячный гарнизон под командой воеводы Акима
Ржевского. На казаков же была возложена обязанность оказывать этому
гарнизону помощь в случае нападений неприятеля. Словом, вся тяжесть
от мщения сильного и раздраженного врага легла на казаков. Осень и
зима прошли в постоянных стычках донцов с защитниками Азова,
которых Порта старалась усилить. Вся тяжелая артиллерия и порох
оставлены были в Черкасске, а войска двинуты обратно в Россию. Флот
отведен в Паншин-городок.
На возвратном пути русская армия почти вся погибла от голода и
болезней. На пространстве 800 верст, говорит австрийский агент
Плейер, валялись трупы людей и лошадей, растерзанные волками.
Смертность была так велика, что все деревни, лежавшие на пути, были
переполнены больными, заражавшими местных жителей. В поход уходило
около 30 тысяч человек. Под Азовом пало около 2 тысяч человек.
Петр с торжеством въехал в Москву. Единственным трофеем похода
был пленный турок, которого водили по улицам Москвы и показывали
любопытным.
Как похорошела Москва при Сергее Семёновиче Фёдоре
Алексеевиче! Это я вам ответственно заявляю, без всякой ложной
скромности. Вроде прошло всего четыре года, а сделано очень много.
Начнём с той же плитки, являющейся больной темой для моего времени.
Мы её здесь каждый год не перекладываем, нет такой возможности.
Только три года назад началось мощение столичных улиц, за чем я
внимательно слежу.