- И чему же?
- Выживанию.
Меня в этот момент ударяет в грудь, и я опускаю глаза. Кому, как не мне знать об этом?
- Вот что, значит, нужно, чтобы победить монстров?
Леша смотрит на меня пристально, я это чувствую, но на этот раз не отвечаю. Он делает это сам через еще пару долгих мгновений.
- Либо ты, либо тебя. Со зверьем сам станешь зверем, или позволишь им тебя сожрать.
Разговор окончен. Слышу, как Бес пытается встать, и вижу, как это сложно, поэтому делаю шаг навстречу, шепчу.
- Тебе помочь?
- Нет. Я сам.
Да…вижу, как вы похожи. Леша поднимается сам, что-то мне подсказывает: всегда сам. Я и в нем вижу повадки мне понятные, близкие, вижу Алана. Похоже, что мы втроем дети от одной травмы…
- Посиди на диване, поговорим через минуту. Я сейчас.
Уходит прихрамывая, за бок держится, а я что? Стою какое-то время, пока душ в другой части темной квартиры не включается. Понятно. Ну да, логично, после трепки я тоже всегда принимала душ, чтобы смыть с себя отпечатки чужих рук, смыть агрессию. Но сидеть просто? В центре боевых действий? Не хочу. Здесь итак без Ани холодно стало и грузно, поэтому я подхожу к кухонному гарнитуру и забираю немного полотенец на руку, возвращаюсь обратно к кровавым разводам. Мне не привыкать стирать кровь: матери, свою, какая, собственно, разница? Я уже давно не испытываю отвращения или страха, веду себя скорее хладнокровно. Сначала она, а потом и мебель. Поднимаю опрокинутый столик, кое какие вещи с него, поправляю все, чтобы привести комнату в «первозданный» порядок. Лучше не становится, но хотя бы нет следов — это уже более/менее расслабляет, и я присаживаюсь на диван.
Подтянув ноги к груди, смотрю в окно, по которому барабанит настырный дождь. Тусклый свет лампочки, подвешенной к потолку вроде и дарит свет, вроде даже теплый, но мне настырно холодно. Ладони потеют. Все, чем я сейчас занимаюсь — вспоминаю его голос, полный боли, отчаяния, страха. Честно? Я все чаще смотрю на входную дверь. Может и ну его к черту? Так хочется рвануть к нему. Мы со всем справимся. Мы сможем. У нас не будет, как было у его родителей. Не будет!
Стоп. Что ты несёшь, дура?! Забыла?! Он — отрава, а мы — живой пример стокгольмского синдрома. Чтобы не трепал Леша, не любовь это — дикость. Алан меня ненавидит и всегда будет из-за моей схожести с матерью. Она — еще большая отрава, проникшая в самые недры «меня», от которой не избавишься. Я — носитель ее ДНК, как никак.