Нужно будет позже обязательно с ней завести беседу. Уверен, что
узнаю много чего интересного.
— Дарья Владимировна, я к вам обращаюсь, – бросив на меня
взгляд, продолжала настаивать на своём Марьям Ашотовна.
— Марина, у тебя что, других дел нет? Отстань ты уже от хлопца,
Ванька Бондаренко — хороший парень. Неужо сама не знаешь, каково
ему жить с мамкой такой? – отчитывала Марьям Ашотовну вахтёрша,
всё-таки оторвавшись от чтения книги.
Моя сопровождающая грозно посмотрела на старушку, но та казалась
непробиваемой. Попыхтев, словно паровоз, женщина в красном пошла
вперед, увлекая меня за собой.
— Марьям Ашотовна, а вы какую должность занимаете? – спросил
я.
— Завуча, – отвечала мне оскорблённая женщина.
Явно характерная дочь Кавказа была недовольна замечанием
вахтёрши. С неё слетело игривое настроение, и далее мы молча шли к
кабинету директора. Я осматривался, но много тут не увидишь –
широкий коридор, лестница наверх, и вот здесь – поворот в сторону
административных кабинетов. Лучше особенно и не принюхиваться – со
стороны столовой то ли пахло, то ли воняло кислыми щами.
А вот приёмная встретила нас ванильным ароматом свежей выпечки.
Две женщины увлечённо беседовали, распивая чаи и закусывая
пирожками.
— … конечно, я попросила мне тоже отложить, – засмеялась
одна.
Мы с завучем удостоились только мимолётного взгляда, две
сотрудницы учебного заведения продолжили милую беседу, как будто
именно в этом и заключались их профессиональные обязанности.
— У себя? – спросила Марьям Ашотовна.
Ей даже не ответили. Полноватая женщина с пышной причёской и
яркими красными бусами с набитым ртом лишь махнула рукой в сторону
кабинета директора.
Завуч трижды постучала, но, не дожидаясь ответа, сама
по-хозяйски распахнула массивную коричневую дверь, первой
переступая через порог.
— Семён Михайлович, я вот вам работника привела, – сказала завуч
и спешно покинула кабинет, оставляя меня один на один с седовласым
мужчиной.
Директор был пожилым, если не сказать, что старым. Самым ярким,
что бросалось в глаза, были его "будённовские" усы. И планки
наград, к которым даже хотелось присмотреться. Явный фронтовик,
причём воевавший уже не мальчиком, но мужем. Может быть, даже
офицер. Рядом с обшарпанным столом, накрытым прозрачным стеклом,
стояла побитая трость, которая нужна была ему явно не для
форсу.