Кожу покалывает.
— Покурим? — Мот смотрит на мои губы.
Киваю на пачку сигарет, лежащую рядом, и снова затягиваюсь.
Глядим друг на друга. Гадкие мурашки облепляют все тело в этот момент, Мот делает шаг. Встает вплотную.
Как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как его рука оказывается рядом с моим лицом.
— Одну на двоих, — прищуривается, аккуратно высвобождая сигарету из моих пальцев.
Приоткрываю рот от удивления, жадно наблюдая, как его губы обхватывают фильтр в том же месте, где мои.
Это можно считать кансэцу кису* или нет?
Густой, едкий дым белым облаком вздымается к небу. Мот выдыхает его щедрой порцией, а потом делает еще одну крепкую затяжку, запрокинув подбородок и вытянув шею.
Мои щеки розовеют, а сердце сжимается. Ураган эмоций сносит волной растерянности. Вцепляюсь пальцами в железные балконные перила, и все равно теряю равновесие. Переваливаюсь на один бок, чувствуя на талии теплые прикосновения.
Мот дотронулся до меня раскрытой ладонью.
Смотрю на него, медленно умирая. Зачем он это делает? Это нечестно.
В панике выхватываю у него сигарету, вдыхаю дым до слез. Стряхиваю пепел и дрожу. Очень хочется к нему прижаться. Сильно-сильно. Ненормально и неправильно, знаю. Это желание делает меня уязвимой.
Прижимаю свои пальцы к груди Мота. Чувствую его глубокие, размеренные вдохи и ровные удары сердца.
Мое же вот-вот выломает грудную клетку. Облизываю губы и бросаю тлеющий окурок вниз. Оба наблюдаем за тем, как он летит с пятого этажа в темноту ночи, неловко друг друга касаясь.
— Нам, наверное, не стоит наедине оставаться, — бормочу, набираясь сил, чтобы посмотреть на Матвея.
Когда запрокидываю голову, обжигаюсь о его взгляд. Пристальный, цепкий, сводящий с ума, в общем.
— Да, ты права, — произносит тихо, с легкой хрипотцой.
Больно это слышать, но я сильная, и я справлюсь. Отрываю свою ладонь от его груди, но Мот перехватывает запястье. Окольцовывает. Наши руки замирают в воздухе.
— Ты говорила правду?
Матвей наклоняется. Смотрит на мои губы, бегло в глаза и снова на губы.
— О чем?
— О том, что влюблена?
— Я безбожно врала.
— А почему дрожишь? — склоняется еще ближе.
— Я…
Придумать ответ не успеваю, и, честно говоря, хорошо, что так. В глубине квартиры хлопает дверь. Видимо, Вадик вернулся.
Шумаков резко разворачивает меня к себе спиной, берет пачку сигарет, прикуривает и отходит в сторону. Теперь мы на расстоянии. Он курит. А я просто нахожусь неподалеку. Никакого криминала.