— Это кто?
Слышу вопрос Руса, но ответить не могу, язык не ворочается. Я до сих пор в шоке.
Карина же сказала, что они с Шумаковым уезжают сегодня. Тогда какого черта он все еще здесь?
— Алён… — Рус касается моего запястья.
Вздрагиваю. Моргаю. Когда эта оторопь уже схлынет-то?
Облизываю сухие губы, смотрю на Руслана, а у самой взгляд бегает. Чувствую себя предательницей какой-то. Лгуньей.
— Это друг моего брата. Не обращай внимания. Он по жизни та еще истеричка, — понижаю голос. — Спасибо, что подвез.
— Я позвоню завтра?
Рус все еще питает какие-то надежды. Мне морально от этого плохо. Я не хочу причинять ему боль. Он хороший парень, искренний. А я вот вся какая-то неправильная.
В моем окружении девчонки рано выходят замуж. Едва встретят кого-то более-менее приличного, через годик уже ребенок и штамп в паспорте появляются.
Рус в этом плане идеальный кандидат, что уж тут…
Только разве мне все это нужно? Нет.
— Спасибо, — повторяюсь, уходя от ответа. — Увидимся на работе, — забираю букет и иду в сторону подъезда.
Шумаков все это время стоит в темноте. С места не сдвинулся. Рус его вряд ли видел. Только слышал.
Прохожу мимо Матвея и дрожу. Дурная такая реакция, но сопротивляться ей невозможно просто.
Мот так сильно дергает дверь, что магнитный замок открывается без ключа.
Настроение у него паршивое. И правда настоящей истеричкой выглядит. Они там с Кариной кусают друг друга, что ли, чтобы это бешенство передать?
Поднимаюсь по ступенькам. Нет, я бегу по ним. И тяжеленный букет с сумками вообще не мешают теперь. Уж очень хочется поскорее попасть домой. Так хотя бы Матвей не будет давить своим присутствием. Вадика в квартире нет, так что Шумаков свалит, деваться ему некуда.
Главное — потерпеть две минутки, и все.
— Давай сюда, — слышу недовольный голос позади.
Матвей тормозит меня при заходе на второй пролет. Вырывает из рук цветы и пакет.
Боже, что за агрессия? Что я ему сделала-то?
Может быть, Карина увидела сообщение о цветах? Глупо вышло. Не нужно было ему писать. Они могли из-за этого поссориться, а он к тому же ничего мне и не дарил. Такой дурой в его глазах выгляжу сейчас. Еще и прилипалой, которая воображает, что от нее все без ума.
Стыдно ужасно.
— Вадик не говорил, что ты меня заберешь, — бормочу, сдерживая слезы.
Сейчас самая правильная реакция — это агрессия, знаю, но мне почему-то плакать хочется. Все так ужасно складывается. Плохо. Очень плохо.