Закрываюсь изнутри. Прижимаю одежду к груди. Сердце колотится быстро-быстро. Я улыбаюсь?
Трогаю свои губы, подхожу к зеркалу и нервно зарываюсь пальцами в волосы. Я выгляжу отвратительно. Шумаков видел меня такой. Это же кошмар.
А дома? Что я дома скажу? Как покажусь в таком виде?
Натягиваю джинсы, майку, замазываю покраснения тоналкой, хоть особо и не помогает, и только потом возвращаюсь.
— Вадик же не узнает? — смотрю на Мота. — Он не должен…
Матвей смотрит на меня, я на него. В дверь стучат.
Вздрагиваю. Переглядываемся.
— Не узнает, я обещаю. — Мот идет к двери. — Прости, но я вызвал врача. Ярик сказал, ты головой ударилась.
Шумаков впускает доктора в номер. На нем нет халата. Только чемоданчик в руках. Они перекидываются парой фраз с Матвеем, и доктор переключается на меня.
Мужчина не делает резких движений, говорит спокойно. У него приятный голос. Он дотрагивается до меня два раза. Я считаю. Потому что любое чужое касание приводит в ужас. Я ассоциирую их с тем извращенцем.
— Сотрясения нет. Просто ушиб. Лучше хорошо выспаться. Обезболивающие я дам, Матвей. И мазь.
Шумаков кивает. Все время, что меня осматривают, он стоит у врача за спиной, сложив руки на груди. На лице снова ни одной эмоции. Раздражает и пугает одновременно.
Я такая уязвимая сейчас, если честно. Мне хочется, чтобы меня пожалели. Никогда никто не жалел, знаю, но сегодня желание получить поддержку и жалость становится острее.
— Спасибо, — опускаю голову, на врача не смотрю.
— Берегите себя, девушка.
Матвей провожает мужчину до двери, я мельком вижу, как сует ему деньги. Несколько купюр номиналом в пять тысяч.
— Я теперь не только за платье должна, получается?
— Чего? — голос Мота звучит будто с претензией, а я понимаю, что вслух это сказала.
— Я верну деньги. — Стараюсь натянуть на лицо улыбку. Выходит криво. — Не сразу, правда.
— Чушь не пори. О каком платье речь? — впивается в меня взглядом. Закрывает дверь изнутри не только на замок, но еще и на цепочку.
— Не важно.
Я не хочу, чтобы он решал мои финансовые проблемы. Они его не касаются. Я сама согласилась надеть эти жутко дорогие шмотки, мне и отвечать.
— И все же? — Шумаков присаживается ко мне на диван. Рядом. Мы даже касаемся друг друга.
Это чувствуется и выглядит по-новому. Такого не было раньше.
Тереблю ногти, расковыривая гель-лак на углах. Ужасно нервничаю. Стыжусь произошедшего и никак не могу убедить себя, что ни в чем я не виновата.