Наконец, я отстраняюсь, хотя и готова вновь повиснуть на Алистере, как обезьянка, просто потому, что он дал мне столько времени, сколько нужно.
— Порядок? — спрашивает он, и я киваю.
Он улыбается и треплет меня по голове, а затем мы рука об руку идем в обеденный зал. Брат отодвигает для меня стул, пододвигает яйца, пиалы с джемом, маслом и кремом, вазу с хлебом, затем еще и ставит передо мной тарелку с нарезанными фруктами, и только после этого садится на свое место.
— Я хочу, чтобы ты съела всего по чуть-чуть, — говорит он и принимается за свою порцию тушеного мяса. Алистер ел его в каждый прием пищи, и завтрак был не исключением. Если бы существовал десерт из мяса – он бы точно стал его любимым.
Я беру виноградинку, обхватываю губами, и вскоре мой рот наполняется сладким и сочным вкусом. Обожаю виноград. На самом деле... Впервые я попробовала его с Кайраном на приеме в честь юбилея императора. Тогда еще это было большой редкостью, и даже такому влиятельному роду, как наш, было непросто получить к себе хотя бы гроздь винограда из-за сложности перевозки. Но Кайран все равно отчего-то знал, что виноград мне обязательно понравится и своровал у своего отца несколько штучек, а после отдал мне, хотя сам ни одну не попробовал.
Такое приятное воспоминание, которое обычно согревало мою душу, но сейчас оно отозвалось лишь тупой болью в груди. Но пусть так. Ведь нельзя убежать ни от прошлого, ни от настоящего. И как бы Алистер не делал вид, что ничего не происходит, все – до последнего слуги – понимали, что это далеко не так.
Я тяжело вздыхаю и отодвигаю тарелку с виноградом подальше. А потом, пересилив себя, спрашиваю:
— Это ударит по нашему роду?
Краем глаза вижу, что брат замирает с вилкой на полпути ко рту. Поворачиваю голову и встречаю его настороженный взгляд.
— Успокойся, мать-медведица, — улыбаюсь я. — Мне больно, но я не хрустальная. Я готова поговорить об этом.
У нас с братом есть еще одно правило. Мы не врем и доверяем друг другу. Если один из нас говорит, что с ним все в порядке – значит, это действительно так, а если кто-то говорит, что ему плохо, то ему плохо. Все прозрачнее родниковой воды.
Алистер кивает, доедает мясо с вилки, вытирает рот салфеткой... Он словно тянет время, но я его понимаю. Мне бы тоже не хотелось говорить о девушке, которая разбила моему брату сердце. По крайней мере говорить спокойным тоном, а не ругать ее последними словами и швырять в голову этой дуры все, что попадется под руку.