Вот тут я с тётушкой совершенно не была согласна. Что это за
муж, который у жены только за одно место держится, и то только за
то, что выше талии? Как-то я супружескую жизнь немного по-другому
представляла.
Через день мы вышли с ней из дома, чтобы проследовать к
дилижансу, который должен был отвезти меня в столицу на поиски
суженого. Я обречённо катила огромный чемодан, который заботливая
тётушка всучила мне на входе.
– Так и знала, – уперев руки в бока, заявила она, – что
попрёшься с такой сумкой. Ну никакого житейского опыта, – горестно
покачала головой, поджав полные губы, – кто же на поиски мужа едет
с такой маленькой сумкой? А наряды? А нижнее бельё?
– Какое бельё, тётя Павлина? – попробовала отнекаться от её
огромного баула. – Я же всего на две недели, зачем мне столько
тряпья?
– Знаешь, моя дорогая, я вот не была такой пессимисткой в твоём
возрасте. А вдруг кто из женихов захочет посмотреть, так сказать, в
натуральном виде, что ты из себя представляешь? И что ты ему
покажешь? А? Молчишь?
– Да не собираюсь я никому ничего показывать до свадьбы, –
возмутилась я.
– А вдруг это будет его условие, а? Так, ничего не знаю, бери
давай, я что, зря по магазинам бегала? – и она, выдернув из рук мою
сумку, вручила мне чемодан.
– Нет, нет, – не согласилась я, что меня собираются оставить без
моих записей, которые я взяла с собой. Идеи новых рецептов порой
появлялись в голове в самые неподходящие моменты. А потом надо же
будет занять чем-то одинокие вечера в столице, не в первый же день
найду жениха? – Тётушка, – решила пойти на компромисс, – а давай я
возьму и сумку, и твой чемодан, а?
– Договорились! Надеюсь, хоть деньги ты взяла? – не отставала
она.
– Конечно, взяла, – кивнула, – не переживай, я же знаю, что еду
в чужой город.
На том и остановились, и теперь я тащила тяжеленный жизненный
опыт тётушки за собой. Колёсики на нём жалобно скрипели, и я
молилась высшим силам, чтобы они выдержали прыжки по мостовой,
иначе начнут издавать подобные звуки мои ноги.
Народ радостно сновал туда-сюда, периодически с громкими
криками: «Посторонись!» – по улице катили дилижансы, кареты,
телеги, а иногда и неслись одинокие всадники. Привычный люд
шарахался дружно в сторону, а потом снова спешил по своим делам.
Витрины магазинов и лавок уже радостно сверкали новогодней
мишурой.