Артем сделал шаг, хлюпнув сапогом по
грязи.
«Что я потерял? — подумал он. — По
сути ничего».
Эта мысль была горькой, но в ней
было что-то освобождающее. Его прошлая жизнь была… серой. Работа —
единственное, что держало его на плаву. Он любил её, это правда.
Любил момент, когда пациент открывал глаза после операции, когда
удавалось вырвать человека из лап смерти. Но всё остальное?
Пустота. Дни сливались в недели, недели в годы, и он даже не
замечал, как время ускользало.
И тут его словно осенило. Он замер,
сердце дёрнулось, но не от страха, а от проблеска надежды. Работа!
Она то осталась! Он всё ещё врач, пусть и в этой глуши, в теле
какого-то Ивана Палыча. И не просто врач. У него есть знания —
знания, которых здесь, в 1916-м, нет и в помине. Антисептика,
понимание бактерий, техники операций, которые для местных — что-то
из области чудес. Он может сделать то, чего не может никто другой.
Промывать раны так, чтобы не допустить заражения. Диагностировать
без рентгена, полагаясь на опыт и чутьё. Накладывать швы, которые
не разойдутся. Чёрт возьми, он может быть здесь не просто доктором,
а кем-то большим! Кудесником, как сказала Аглая.
Артём невольно улыбнулся, глядя на
грязную улицу, где вдалеке скрипела телега, а баба с коромыслом
тащила воду.
Да, он в прошлом. Да, это безумие.
Но если уж он здесь, то почему бы не использовать это? Он знает,
как спасти Марьяну от сепсиса — или хотя бы попытаться. Знает, что
кипячёная вода и чистота — не прихоть, а необходимость. Знает, как
сделать примитивный антисептик, если найдёт спирт или травы. Он
может изменить жизни людей в этом Зарном, где больница — это сарай,
а язвы лечат заговорами.
И от этого стало так легко на
душе!
— Ладно, — пробормотал Артем,
потирая виски. — Допустим, я здесь. Допустим, это правда. Что я
могу? Работать. Лечить. А там… разберёмся.
Он выпрямился, чувствуя, как в груди
разгорается искра — не уверенности, но решимости. Он не знал, как
долго пробудет в этом времени, не знал, вернётся ли в своё. Но если
уж судьба закинула его сюда, то он не будет тратить время на
панику. Он будет делать то, что любит и умеет лучше всего — спасать
людей.
***
Насвистывая незатейливую мелодию,
Артём толкнул скрипучую дверь хибары и шагнул внутрь, стряхивая с
сапог комья грязи.
Внутри было всё так же сумрачно,
пахло сыростью, щами и чем-то травяным, что Аглая, видимо, добавила
в печь. Марьяна спала на скамье, её дыхание было ровным, и это
немного успокоило его. Артем прошёл к столу, где всё ещё стоял
чугунок с остывшими щами, краюха ржаного хлеба, пироги и варёные
яйца. Желудок предательски заурчал — парень только сейчас понял,
как сильно проголодался. Всё, что произошло — шок, гнев, церковь,
улица, осознание — выжгло силы, и теперь тело требовало своё.