Он сел на колченогий стул, подвинул
к себе чугунок и снял крышку. Аромат щей, простых, с полбой и
капустой, ударил в нос, и Артём невольно улыбнулся.
«Постный день, — вспомнил он слова
Аглаи. — Ну, постный так постный».
Он взял ложку, зачерпнул густой суп
и отправил в рот. Вкус был непривычным — без мяса, с лёгкой
кислинкой, но тёплым и на удивление приятным. Артём отломил кусок
хлеба, макнул в щи и принялся есть с аппетитом, которого сам от
себя не ожидал. Каждый глоток будто возвращал его к жизни, прогоняя
усталость и смятение. Он даже не заметил, как начал напевать что-то
под нос — кажется, «Амурские волны», что слышал у трактира.
Дверь скрипнула, и в хибарку вошла
Аглая, неся охапку дров. Она остановилась на пороге, глядя на
Артёма, и её круглое лицо с россыпью веснушек расплылось в
улыбке.
— Ох, Иван Палыч! — воскликнула она,
ставя дрова у печи. — Гляжу, аппетит-то у вас, как у молодого
жеребца! Щи-то по нраву пришлись? Я ж говорила, вкусные, с
солью!
Артём проглотил очередной кусок
хлеба и кивнул, не отрываясь от чугунка.
— Вкусные, Аглая, спасибо, — сказал
он, и в его голосе не было ни тени недавнего гнева. Он чувствовал
себя… легче. Будто решение, принятое на улице, — работать, лечить,
использовать свои знания — дало ему точку опоры. — Ты молодец. И
пироги, и щи — всё в самый раз.
Аглая зарделась, её щёки вспыхнули,
и она неловко поправила платок.
— Да ну, полноте, Иван Палыч, —
пробормотала она, но было видно, что похвала ей приятна. — Главное,
что Живица у вас, кажись, вернулась. А то давеча такие смурные
были, я уж думала, Скверна вас взяла.
Артём усмехнулся, отставляя ложку.
Он вытер рот рукавом — чужой рубахой, к которой всё ещё не привык,
— и посмотрел на Аглаю. В его глазах горел новый огонёк, не яркий,
но твёрдый.
— Аглая, — начал он, постукивая
пальцами по столу. — Слушай, теперь всё будет по-новому. Хватит
этой толкотни у больницы, как сегодня утром. Люди толпятся, орут,
друг друга перебивают — так дело не пойдёт. Надо порядок
навести.
Аглая моргнула, её брови
приподнялись, но она кивнула, явно заинтересованная.
— Порядок — это дело хорошее, Иван
Палыч. А как его навести-то?
— Записывать людей на приём будем.
Очередь — слыхала о таком? Организованная очередь! — сказал Артём,
будто это было очевиднее всего. — Пусть приходят по очереди, не
всей гурьбой. Ты будешь записывать — кто, с чем, во сколько. Я
посмотрю, разберусь, кому срочно, кому можно подождать. Так и время
сэкономим, и толпу разгонять не придётся. Прием — до обеда,
операции и процедуры — после.