— Наверное, — вздыхает он, неохотно делясь со мной своими запасами. — Сегодня зал, а перед залом игрокам не нужен такой разогрев, как перед тренировкой на льду.
И тут же, словно опровергая эти слова, приоткрывается дверь его кабинета и туда просовывается беззубо улыбающаяся башка одного из игроков.
— Кость, утречко! Мне голеностоп надо!
— Заходи, раз надо, — ворчит он и расстилает одноразовую простыню. А потом красноречиво косится на меня: мол сваливай уже, и я, бормоча слова благодарности, ухожу, прижимая к груди ненужные мне салфетки.
Проходит еще час, но никто ко мне так и не заглядывает. Дальше ждать бессмысленно — у игроков уже начались занятия в зале.
«Ничего страшного, после тренировки зайдут», — подбадриваю я себя, сидя в кафетерии ледовой арены и ковыряя ложкой овсяную кашу с какими-то орешками сверху. Цена за порцию при этом такая, как будто эти орешки как минимум из чистого золота.
Денег жалко ужасно, но снова упасть в голодный обморок — это не то, что я могу себе позволить. А из дома еду я взять не сообразила.
После перекуса я возвращаюсь в кабинет и изучаю содержание шкафа в своем кабинете. Некоторые мази оказываются незнакомыми, начинаю гуглить и изучать их состав и действие, потом зачитываюсь интересной статьей о лечении порванных связок плеча, затем про режим питания хоккеистов — так и проходят эти несколько часов ожидания.
С другой стороны, а что мне еще делать? Просто так сидеть всю тренировку скучно.
Когда они на льду, можно хотя бы сходить на игру посмотреть, а тут куда я пойду? В зал — пялиться на огромных потных мужиков? Так себе развлечение!
Но мозг тут же подкидывает воспоминание о Багрове, выходящем из тренажерки. Какой он был разгоряченный, как терпко и солоно ощущался запах его тела, как он вытирал лицо подолом футболки…
У меня тут же краснеют щеки, и я признаюсь сама себе, что хоть потные хоккеисты меня и не интересуют, но на тренировку Багрова я бы посмотрела. Несмотря на то что он хам и сволочь.
В коридоре становится шумно и громко — значит, тренер закончил мучить игроков и сейчас они, охая и возмущаясь, придут к нам. Я решаю, что не буду, как вчера выбегать из кабинета и зазывать их. Уже ведь знают, что я тут, так что сами придут, кому надо.
Жду десять минут, двадцать, двадцать пять… Голоса в коридоре все еще слышны, но ко мне никто даже не стучится.