– Ясное дело, лже-Избранник всегда на стороне ленивой и
нечестивой молодёжи! – проскрежетала Ольга, с трудом поднимаясь на
ноги. Она ткнула в мою сторону скрюченным пальцем. – Настоящий
Владыка поступил бы по совести! По нашей совести!
С этими словами она вылетела из кабинета, ну, насколько быстро
может вылететь разозлённая сгорбленная старуха, что-то бормоча себе
под нос, осыпая проклятиями и меня, и Севару. Я посмотрел на
оставшуюся девушку. Она выглядела искренне удивлённой моим
решением.
– Испокон веков у нас так велось, что старшие скажут, тому и
верят, – сказала Севара. – Спасибо, что не осудили меня огульно как
Ольга.
– А как Вы думаете, что случилось с монетами? – спросил я.
– Да она, небось, сама их утром потратила, да забыла, – хмыкнула
Севара, тоже поднимаясь. – Слушайте, Алексей Сергеевич, я понимаю,
что моё мнение немногого стоит, но, по-моему, вы нормальный
мужчина. Старшее поколение тут запугало, что Вы нас всех осудите и
чуть ли не казните, а Вы… Вы поступили справедливо. Я обязательно
расскажу об этом своим, они оценят.
И с этими словами она ушла по своим делам.
Первый Судебный процесс под моим руководством завершился. И,
надо сказать, я чувствовал себя неплохо. Верил ли в невиновность
Севары? Честно говоря, не на все сто процентов, уж больно
самодовольно она себя вела. Но факт оставался фактом, доказательств
нет ни за, ни против, а потому несправедливо заставлять Севару
доказывать, что она не совершала преступления. Может быть, в этом
мире не слыхали про презумпцию невиновности, но про неё знаю я.
По крайней мере моё решение, возможно, подтолкнёт Ольгу поискать
реальные улики, если они существуют, а до тех пор мои руки связаны.
Пока я у руля, никаких голословных обвинений терпеть не намерен,
порядок должен быть во всем, даже в такой дыре, как Весёлое. Это
вам не базар-вокзал.
К концу первой недели дела начали налаживаться. Из-за появления
Мясной лавки и решения, вынесенного по закону, а не по сомнительным
традициям, рейтинг удовлетворённости поднялся до минус десяти, что
определённо радовало.
Моя популярность по-прежнему висела в минусе, но так как я
стартовал с минус двадцати пяти, дела точно двинулись в гору.
Оставалось лишь преодолеть разрыв в несчастные десять баллов, и
публичная расправа мне больше не грозила.