— Мам…
— Брось. Нет. Чисти. А я пока платье достану. Примеришь. Оно сядет на тебя идеально.
— Мам… я не пойду в твоем подвенечном платье на выпускной. Надо мной поиздевается даже охранник у главного входа.
— Не говори глупостей, — кричала мама уже из своей спальни.
— Глупости… — прошептала я, выдавливая на язык пасту и набирая ладошкой воду. Я передумала чистить зубы, прополоскала рот. — Глупости, — повторила уже зло. — Глупое желание, — фыркнула, глядя на свое отражение в зеркале, услышав смешок в собственной голове. Мужской. Низкий. Бархатистый. И до жути довольный. — Мама! — взвизгнула я, выбегая из ванной и вваливаясь в спальню.
— Ты что кричишь? — мама развязывала пакеты, осматривала содержимое и заталкивала их обратно в шкаф.
— Паук в ванной, — соврала я, приложив пальцы к вискам и наклоняя голову туда-сюда. Говорят же куклы “мама”, когда их переворачиваешь, может, и со мной что-то не так.
— Нашла! — гордо объявила мама, вытягивая со дна картонной коробки что-то пугающе серое, безразмерное и бесконечное. — Примеряй. Апчхи. Постирать надо. Двадцать лет пролежало.
— Может, постираем, и я тогда примерю? — спросила я в надежде, что платье растворится от старости в воде.
— Раздевайся!
— Оно мне большое. Видно же.
И страшное. Но это я добавила про себя.
— Анна!
— Я буду похожа на синтетическую медузу.
— Анна!
— Хорошо, — выдохнула я, стягивая с себя джинсы и футболку.
— Тебе будет хорошо. Сядет как влитое, — мама только не урчала от удовольствия, наряжая меня словно куклу. — Апчхи. Ну вот! — произнесла она, поворачивая меня к зеркалу.
— Ну вот, — повторила я за мамой. — Если я выдохну, то вся через горловину пройду.
Платье каким-то чудом держалась на плечах. Тяжелое, пыльное, серое, непонятно, от старости или всегда имело такой оттенок.
— Вот теперь я точно похожа на моль, — рассмеялась, потоптавшись на месте и изобразив руками крылья.
— И в кого ты такая? — недовольно заметила мама.
— Какая? — уточнила я меланхолично.
— Худосочная. Соседи точно думают, что я тебя не кормлю.
— Они так не думают, мам, — ответила я, пытаясь высвободиться из синтетического кошмара.
— Стой! А если я вот тут ушью… — она стянула платье на спине. — Собери волосы. Да выше подними, я боюсь тебя уколоть, — прихватывала ткань откуда-то взявшимися булавками. — Анна Витальевна, — заголосила, — ты сделала татуировку?!