С другой стороны, мощная советская система пропаганды стала заложником своих незыблемых правил, в соответствии с которыми с экрана не должны были сходить руководители партии. Поэтому отдельным компонентом развала СССР стал образ деградирующей власти времен Брежнева и персонально Брежнева, который создавался своими же медиа. Перед советским человеком развернулся не популярный в то время фильм «Старики на уборке хмеля» (художественный музыкальный фильм чехословацкого производства 1964 года), а целый телесериал «Старики во главе СССР» (производства Политбюро СССР).
Телевидение внесло свою лепту также в демонстрацию деградации советской власти, отразив во всей полноте время геронтократии. И это было бы невозможным во времена Сталина, когда газетные коммуникации качественнее отбирали нужный материал и блокировали любую другую информацию. Телевидение резко расширило возможности так называемого «чтения между строк», когда стало не чтением, а «смотрением». А у телевизоров сидели абсолютно все: и не только перед «Просто Марией», но и перед программой «Время».
Это был период исчезновения страха перед властью, страха перед репрессиями. Получалось, что советская система могла существовать только в случае жесткой власти. То есть жесткая система удерживала советскую власть, а без нее это было бы другое государство.
И даже основные перестроечные СМИ («Взгляд» и «До и после полуночи») были сформированы ЦК, КГБ и Гостелерадио для того, чтобы привлечь молодежь к экрану в момент прекращения глушения западных радиоголосов [17–18]. Обратим внимание на то, что в момент монологичности советской власти в этом не было нужды, так как ничего другого человек услышать или посмотреть не мог. Минимальная возможность появления диалога заставляет власти вдруг создать нормальное телевидение, интересное не только пропагандистам, но и населению.
Председатель Гостелерадио Л. Кравченко говорит о Горбачеве: «Весной 1991 года мы с Болдиным случайно оказались на дне рождения Михаила Сергеевича, где Горбачев с теми же самыми людьми, которые позже оказались в списке ГКЧП, открыто обсуждал три варианта введения чрезвычайного положения в стране. Долго наблюдая Горбачева, я за пару лет до ГКЧП пришел к выводу, что в его природе, в его психологии заложен опаснейший для большого политика изъян. Об этом мне рассказали и те, кто с ним долго работал в Ставропольском крае, его ближайшие сподвижники тех лет. Они говорили, что Горбачев умел подбирать команду, впитывать интересные инициативы, но для того, чтобы лавры этих инициатив были записаны за ним, возглавлял сам процесс их внедрения и, ввиду отсутствия всяких организаторских качеств, тем самым губил дело. А потом разгонял всю команду, перекладывая на нее свою вину» [19].