Запускаю пальцы в его волосы и привлекаю к себе, возвращаю поцелуи — такими же настойчивыми и жадными. Нахальную улыбку теперь ощущаю на губах.
Где стояли, там и переместились на пол: Марк уложил меня спиной на пушистый ковролин.
— Ты все еще не уверена во мне? — заметил что-то в моем ленивом взгляде, принялся покусывать шею с языком, и я в удовольствии смежила веки. Чтобы убедить в обратном закинула на него ногу, стремясь прижать к себе, к бедрам. — Нет, показалось, — ответив на свой же вопрос, усмехнулся.
Отпрянул, становившись на колени, чтобы развести мне ноги в стороны и я подумала: вот сейчас он в меня войдет. Уже не терпелось.
Но нет. Опустился к бедрам, принявшись медленно целовать их внутреннюю сторону, перемещаясь ближе к просочившемуся сквозь плавки лону. Застонала, когда его губы нашли набухший клитор.
Я приподнялась на локтях сквозь пелену вожделения став наблюдать за его ласками. А в голове немое — «о, боже, зачем?»
Оказывается, и так можно? Мне стало хорошо.
Оторвавшись, чтобы затем стянуть плавки, он сделал это уже без них: глядя в глаза, наблюдая, как я плыву от прикосновения его рта и языка к намокшей промежности. Меня затрясло словно в лихорадке.
В последний момент полностью прижалась к полу: тело извивалось, содрогаясь от оргазма.
Снова оказываясь надо мной и целуя в шею, он зарычал по-хищному, завладел одним резким рывком, и я прикрыла рот рукой в попытке заглушить стон от неимоверного наслаждения.
— Не сдерживайся, — замечая, убрал ее с лица, и уперевшись руками в пол, задвигавшись как бешеный, прерывисто потребовал — хочу слышать…кричи, стони, царапай, бей… покажи, как больно.
Отвернувшись и вцепившись ему в плечи и волосы, я не сдерживала стонов наслаждения. Не потому что он просил, а от того, насколько быстро и глубоко входил в меня. Я только успевала ловить ртом воздух.
Устав, задвигался медленнее. Больно. Влага в промежности высохла и теперь трения стали болезненными, я ощутила член сильнее. Устремила на Марка взгляд, скривилась в лице, попросила:
— Поцелуй меня, поцелуй крепко.
Он наклонился и с жадностью впился в рот, принявшись нещадно терзать, сминать губы своими.
Мне нравились грубые поцелуи, и от новой волны накрывшего наслаждения его член уже не доставлял боль.
— Хитрюшка, — оторвавшись, ухмыльнулся и снова задвигался сильнее, прижался ртом к правой груди — попытался брать ее в рот полностью, сосать и кусать.