Ну вот. Когда-то это должно было случиться. Физика губит жизни, серьезно. Да и вообще учеба в целом.
— Извините, но я очень тороплюсь домой, — мой голос задрожал против воли. Снова учебник прижат ко мне, словно маленькая преграда. Видимо, я цепляюсь в него инстинктивно, как утопающий за соломинку. Просто чтобы было за что держаться.
Парни загоготали.
— А ты тихоня. Пойдешь с нами? Будет весело.
— Мне нужно домой...
— Ой, да что ты домой да домой, — они стали медленно окружать меня. У одного в зубах я заметила окурок от сигары. — Щас к парням завалимся, шашлычку пожарим.
Дрожу, как осенний листик под напором ветра. Вот-вот сорвусь на плач. Я не хочу никуда и ни с кем. Коленки задрожали, а к горлу подкатил тошнотный ком. От паники становилось дурно.
— Отпустите меня, пожалуйста. — Теперь даже в голосе слышен плач. Его заглушила новая порция гогота. Меня потянули за рукав платья, я жалобно дернулась от них, и он затрещал. Парень отпустил его, и я упала на землю, подняв немного пыли.
— Вставай давай, пойдем тусить, — один из них попытался меня поудобнее перехватить, но я задергалась и заскулила, — не то, пока дотащим, ты всего платья лишишься.
Снова смех, пробирающий душу.
— Эй, парни, чем вы там занимаетесь? — Со стороны одного из дворов сюда кто-то шел.
— Да мы ничего, — они отпустили меня и встали впереди, как бы прикрывая от взора.
Незнакомец подошел ближе, и я узнала в нем Матвея.
— Оно и видно, — он недоверчиво прищурился, — а ну, расступись.
— Да ладно тебе, Сокол, — они стушевались, — мы не трогали нейтральную. Просто позаигрывали.
— Я вам по башке сейчас позаигрываю, — голос Матвея стал жестким и грубым, — валите отсюда, пока Князю не доложил.
Они гуськом отошли от меня на достаточное расстояние, пока не сорвались на бег, скрываясь за ближайшим домом.
Матвей присел на корточки и склонил голову.
— Снова ты, и снова с учебником. И почему ты вечно ходишь темными вечерами по этому стремному месту? Ищешь приключения на одно место? Тогда ты по адресу.
— У меня здесь репетитор... — я все еще дрожала от внутреннего ужаса, сидя на земле и сжимаясь в комочек. Однако его появление поселило в душе что-то теплое, как лучик света.
Он завис на мне взглядом. В темноте его глаза блестели, как у кошки, оттого казались еще загадочнее. Черное худи практически сливало Матвея с фоном. Резко включились фонари, освещая спину парня и короткие, бритые по бокам волосы. Они даже немного блестели под фонарным светом.