Она смотрела мне в глаза почти бесстрашно, а я боролся с собой, чтобы запретить себе притрагиваться к ней. Она что-то шептала.
— Я тебя не обижу, Кацуми, — проговорил я, чувствуя, как каждое слово проходит по горлу камнем. — Не бойся. Не бойся.
Я знал тысячу доводов, почему обязан немедленно отпустить девочку и вернуть её отцу. Но супротив этому существовала всего одна причина, почему я этого до сих пор не сделал, — я не хотел её отпускать.
Кацуми протянула ко мне свои скованные руки.
«Развяжи», — попросила она взглядом.
Я не внял её просьбе. Вместо этого я подобрался к ней ближе и поцеловал её в губы. Она замерла. Для японки поцелуй — одна из самых интимных вещей, которые только могут произойти между мужчиной и женщиной. Тогда я ещё не знал об этом. И тем более не знал, что для Кацуми этот поцелуй первый.
Осмелев, я притянул её к себе за шею и проник в её рот языком. Она закрыла глаза, внимая тому, куда я её увожу. Кацуми неумело и робко отвечала на мои ласки. Я целовал её волосы, плечи, худые ключицы и не мог остановиться. Она пахла цветами, сандалом, весенними травами, пахла водой из ручья. Солоноватый пот на её коже, напоминал о близости океана. И мне хотелось как можно скорее войти в него, соединиться с ним.
Я не понимал, что делаю и куда это может привести. Просто знал, что люблю эту девушку и хочу до одури.
Приподняв подол её юбки, я снял с неё колготки и добрался до влажного белья. Когда я понял, как истекает её тело, как она возбуждена, я больше не смог себя контролировать. Повалив Кацуми на землю, я раздвинул ей ноги, вытащил член и вошёл в неё. Она вскрикнула и обмякла. На глазах заблестели слёзы. Я пил их губами и продолжал врезаться в тесную, влажную плоть резкими толчками.
Она сводила меня с ума. Это вроде бы она была связана, но именно я привязался к ней крепче самой прочной верёвки.
Только перед тем, как кончить, я вытащил член и, наконец, увидел, что он весь в крови. Кацуми была невинна. До встречи со мной.
— Прости, я не знал… — стал оправдываться я, совершенно забыв о том, что девушка не понимает мою речь. — Всё хорошо? Тебе не больно?
Закусив нижнюю губу, она молчала и не смотрела на меня. Я снова пытался успокоить её, как мог. Потом догадался всё-таки освободить её от верёвочных пут, а затем ещё с полчаса растирал её затёкшие руки.