– Apartamento, spaghetti, amore! – голосит курчавый итальянец, завидя наши обнаженные ноги.
Лишнее зачеркнуть. По всему выходит, что это спагетти. Или же макаронные изделия служат платой за аморе? Было бы мне сейчас 18, я, может, остановилась бы, чтобы внести ясность в поступившее предложение. Узнать, например, сколько комнат в апартаменто, с чем подаются спагетти и вечная ли обещается аморе или так перепих на скрипучем диване. Но мне не 18, а уже почти 25. И потому я точно знаю, что залетная птичка снимает хиленькую квартирку, макароны если и готовит, то плохо, а любовь лелеет к своей супруге, оставшейся в Риме с пятью ребятишками. Эх, я слишком много знаю. С годами из жизни уходит элемент загадки.
– Bella, bellissima, aspetta me! – надрывается разгаданный ребус. У МакДональдса толкутся желающие потравиться на ночь глядя. А вот и Вовик. В приталенной куртке из толстой грубой кожи какого-то слоносвина, потертой на локтях. Возможно, потертости появились еще при жизни животного. На голове неизменная кепка с логотипом фирмы, в которой он трудится. С наступлением холодов Вовик не снимает этот головной убор, а просто водружает сверху на него вязяную шапку. Я ни разу не видела его вообще без кепки, и у меня создалось впечатление, что она накрепко приросла к его черепушке.
– Ну, чего, девчонки, промыли нам косточки? – усмехается Вовик, облобызав свою жену.
Он всегда обращается ко мне как к парню со своего двора. Эта нарочитая фамильярность временами раздражает.
– Вам лично не успели. Порошек закончился, – язвлю я в ответ, – Так что поедете домой с грязными.
– А тебе палец в рот не клади! – продолжает сыпать идиомами он.
– Только попробуй, – морщусь я при мысли о реальном воплощении этого выражения, – Ладно, Вер, пока, созвонимся.
Маршрутное такси, подпрыгивая на ухабах, и травя пассажиров жуткими поп хитами, доставляет меня домой. Родители смотрят на диване какой-то современный фильмец, мама зевает на стрелялках, а папа утыкается в газету, завидев любовные разбирательства. Я разогреваю незамысловатый ужин. Когда первый кусочек печонки приближается к моему рту, мобильный вздрагивает на столе и, отчаянно вибрируя, направляется в мою сторону. Придется печени подождать.
– Котенок, это я!
«Котенок, это я, мышонок». Или «тигренок, это я слоненок». Или «бобренок, это я, крокодиленок». В зоопарке день открытых дверей.